– Леди Шрапнелл? – Я вздрогнул. За нашими новыми треволнениями я успел о ней почти забыть. – Она ведь не знает, что я здесь? Ты ей не сказала?
– Разумеется, нет, – отпивая какао, успокоила меня Верити. – И про кошку тоже. Она принялась допытываться, что мне понадобилось в университете, пришлось придумать, будто срочно нужен новый костюм на послезавтра. Уордер была вне себя.
– Представляю.
– А потом она торчала рядом во время подгонки и возмущалась, что ты куда-то подевался, а мистер Дануорти не признается куда, и что Ти-Джей Льюис отказывается слетать в 1940-й поискать епископский пенек только потому, что двадцатый век, видите ли, десятая категория для темнокожих, глупости какие, подумаешь – воздушный налет, большое дело… – Верити допила какао и заглянула в кофейник. – И еще ругалась на рабочих, которые тянут с постройкой хора и заявляют, что на хор уйдет минимум месяц, а это абсурд, потому что освящение через тринадцать дней.
Верити вылила в чашку последние капли какао.
– Не унялась, даже когда Уордер повела меня в подсобку мерить платье. Пришлось просить ее постоять снаружи и заговорить леди Шрапнелл зубы, пока я звонила в Бодлеинку и узнавала результаты запроса по Теренсу.
– И как? Должен он был познакомиться с Мод?
– Не знаю, – возвестила она бодро. – Поиск ничего не дал. Ни медалей, ни рыцарства, ни баллотирования в парламент, ни арестов, ни тюремных сроков, ни попадания в газеты. Вообще никаких упоминаний в официальных записях.
– А лицензия на брак?
Верити покачала головой и потянулась за последним печеньем.
– Церковь в его приходе была разрушена во время блица, а общий поиск я задать не успела, хотя передала мистеру Дануорти через Уордер, чтобы он поискал сразу по приезде из Ковентри. Однако если Теренс не упоминается в официальных документах, значит, следа в истории он не оставил, и соответственно его встреча с Мод несущественна. Это вполне согласуется с тем, что Ти-Джей говорил о расхождениях, – то есть что дестабилизация возникает лишь непосредственно в области диссонанса. Между предполагаемой встречей и спасением Принцессы прошло четыре дня, от Мачингс-Энда до Оксфордского вокзала не меньше тридцати миль – по всем статьям далековато для непосредственной области. Получается, это никакое не расхождение, и диссонанс не усугубляется.
– Хм-м, – протянул я.
Мне бы ее уверенность.
– А вот если Тосси вместо своего мистера К выйдет за Теренса, это будет настоящее расхождение, поэтому нам необходимо выкрасть дневник, выяснить, кто этот загадочный тип, и поженить их как можно скорее, тем временем не подпуская Теренса к Тосси. И еще разыскать епископский пенек, – слизывая крошки с пальцев, добавила Верити.
– Погоди, ты же говоришь, что не выдала меня леди Шрапнелл!
– Я не выдала. Я сказала, что ты нашел епископский пенек и занимаешься его доставкой.
– Что-о-о?! – Я плюхнулся на Сирила.
– Она тебя повсюду ищет. Мастера отказались делать репродукцию пенька, и она рвет и мечет. Еще чуть-чуть, и она проверит журнал перебросок у Уордер, явится за тобой, и вот тогда мы попляшем, – резонно заметила Верити.
– А что будет, когда выяснится, что я про пенек как не имел понятия, так и не имею? Освящение через две недели, переброски мне противопоказаны…
– Я тебе помогу, – пообещала Верити. – Тем более что никуда мотаться не нужно. Как говорил Пуаро, для разгадки тайны достаточно положиться на «маленькие серые клеточки».
– Пуаро? Какой Пуаро? Викарий?
– Да нет же. Эркюль Пуаро. Из Агаты Кристи. Он говорит…
– Агата Кристи? – смешался я.
– Детективщица. Двадцатый век. До пришествия леди Шрапнелл я специализировалась на тридцатых годах, а это мрачнейшее время: Гитлер у власти, Великая депрессия, никаких визиков, никакого виртуала, и даже на кино денег нет. Только и остается, что читать детективы. Дороти Сэйерс, Бенсон, Агата Кристи. Ну и кроссворды, – добавила она, словно это все объясняло.
– Кроссворды?
– Они нам как раз вряд ли помогут. А вот детективы – да. Там, конечно, большей частью убийство, а не кража, но действие всегда происходит в таком вот загородном доме, и виновный всегда дворецкий – по крайней мере в первой сотне детективов точно. Подозреваются все, однако преступником непременно оказывается самый маловероятный, и вот после первой сотни дворецкий уже перестал быть самым маловероятным, поэтому пришлось искать еще менее вероятных. Ну там… безобидная старушка или верная жена викария, но читатель и тут навострился раскусывать интригу, вынуждая автора делать убийцей самого детектива или рассказчика (хотя этот финт уже провернули в «Лунном камне»). Герой совершал убийство сам того не зная – например, ходил во сне, причем в ночной сорочке, что для викторианских времен неслыханно, и механизм преступления всегда получался ужасно сложным. В детективах. То есть преступник не может просто схватить вазу и убежать или пристрелить кого-то в состоянии аффекта, поэтому в конце, когда уже маячит разгадка, возникает какой-нибудь сюжетный кульбит, и оказывается, что преступление тщательно продумано – с переодеваниями, алиби, железнодорожными справочниками, и приходится рисовать на фронтисписе карту дома, обозначая все спальни, библиотеку (там обычно помещается труп) и межкомнатные двери, но даже тогда у читателя нет ни малейшего шанса раскрыть преступление, поэтому нужно привлекать знаменитого детектива…
– С маленькими серыми клеточками?
– Именно. Так вот, Пуаро у Агаты Кристи утверждает, что детективу совсем не обязательно бегать замерять отпечатки следов и подбирать окурки, как Шерлоку Холмсу. Это персонаж Конана Дойля.
– Шерлока Холмса я знаю.
– О! В общем, Пуаро говорит, что нужно положиться на маленькие серые клеточки и порассуждать.
– И мы отыщем епископский пенек. Здесь. В 1888-м, – скептически хмыкнул я.
– Ну, не сам пенек, но хотя бы вычислим, где он должен быть. – Верити, лучась оптимизмом, поглубже уселась на кровать. – Итак, когда ты видел его в последний раз?
Поспать мне в эту эпоху, видимо, не суждено. Так и буду вести одну кэрролловскую беседу за другой, пока не свалюсь замертво. В идиллическом, благословенном викторианском покое.
– Может быть, утром? – намекнул я.
– Утром вокруг будет полно народа. И потом, чем скорее мы его найдем, тем скорее перестанем бояться, что сюда ворвется леди Шрапнелл с вопросами. Я, между прочим, его своими глазами вообще не видела. Представляю только по рассказам. Он и в самом деле такой кошмарный? Там не изображена, часом, дочь фараона, нашедшая в камышах корзину с младенцем Моисеем, как на той жуткой штуковине в Иффли? – Верити оборвала себя на полуслове. – Язык без костей, да? Как у лорда Питера. Это герой-детектив у Дороти Сэйерс. Лорд Питер Уимзи. Расследует преступления вместе с Гарриет Вейн. Очень романтично… Ой, я опять? Мелю языком, в смысле. Это у меня перебросочная контузия. – Она посмотрела на меня сочувственно. – А ты после болезни, и тебе нужен покой. Прости, пожалуйста.