– Да, – почти шепотом выдавил казначей.
– А хорошо жить?
– Конечно.
– Тогда не забивай себе голову попытками меня перехитрить и начинай активно сотрудничать со следствием.
– Я слушаю, – прошелестел Элигий.
– Так. Давай быстро и четко все, шо тебе известно о подарке кардинала Бассотури нашей всеми обожаемой мадам Гизелле. Начинай, я весь внимание.
Дракон, закрыв глаза, лежал на лысой вершине холма. И кровь, почти черная, густо-вишневого цвета, капля за каплей стекала в огромный чан, каким пользуются пивовары. После беседы с отцом Дагоберт велел привезти его сюда вместе с абарскими мечами, хранившимися в арсенале. Женя не видела, как одним из этих клинков юный кесарь поразил грудь дракона. Она бросилась прочь с холма, причитая, что так нельзя. Ее била крупная дрожь, в тот вечер она никак не могла взять себя в руки.
Наступил следующий день, раненый дракон лежал на вершине, его темная кровь медленно капала в чан. Дагоберт, еще более молчаливый, чем всегда, с лицом серым, будто неживым, окунал клинки, затем вытаскивал и с легкостью, будто головку сыра, рассекал увесистые валуны. Стражники оцепления по его команде время от времени с натугой вкатывали их на вершину, чтобы государю было на чем испытать смертоносное оружие. Увидев благородную даму Ойген, кесарь не проронил ни слова. Посмотрел, будто сквозь, и отвел глаза.
– Сережа, – Женечка вызвала Лиса, – скажи, ведь такое кровопускание – это же не очень опасно? В драконе много крови, нацедит чан – и все, хватит.
– Давно так чан наполняется?
– Точно не знаю, может, со вчерашнего вечера, может, только утром, с рассвета.
– Угу, знаешь, шо тебе скажу? Дело скверное. Если за это время кровь не наполнила чан, значит, имеется только одно разумное объяснение. Хотя в изрядной мере оно противоречит известным у нас законам физики.
– Что ты хочешь сказать?
– Металл клинков впитывает кровь.
– Но это же невозможно!
– То есть мечи из рыбьих хребтов – это нормально? А их способность впитывать кровь – нонсенс. Женя, как психологоанатом психологоанатому, скажи, тебя ничего не смущает?
– Но… Дагоберт-старший же так умрет! Он что, не понимает этого?
– Понимает. Но, видишь ли, у этих существ не так много чувств, и главное, вовсе нет чувства желудочного удовлетворения, как думают многие. Главное – чувство долга. Дракон обязан защищать рубеж между мирами. И все, и точка. Даже Эйа, который создал их, ничего с этим поделать не может. Иначе не заморачивался бы, просто отменил давний приказ и перепрограммировал крылатых стражей на безостановочный отлов принцесс и разборки с благородными рыцарями. Ан нет, хоть трава не расти, дракон защищает невидимую границу любой ценой. В том числе и ценой жизни. Это, так сказать, долг номер один. Долг номер два: это смерть Дагоберта, так сказать, деда. Тут все совсем грустно. Наш крылатый соратник обязан взять кровь за кровь и отомстить врагу. Но, по вполне понятным и, увы, непреодолимым причинам, сделать этого не может. И поэтому готов отдать собственную жизнь за то, чтобы люди, которых он так долго защищал от чудовищ, ответили ему той же монетой. Так шо, как ни крути косы, ни завивай, мотивация у папаши Дагоберта имеется неперебиваемая.
– И что, иначе никак нельзя? – не соглашясь мириться с очевидностью, тяжело вздохнула благородная дама Ойген.
– Может, как-то и можно. Ты про это шо-нибудь знаешь?
– Нет.
– Вот и я нет. А стало быть, делаем что можем. Тут еще другое плохо. Вероятно, с хаммари этими мечами можно разделаться. Во всяком случае, и сам Дагоберт-старший так считает. Но тот, кто создал хаммари и драконов, не говоря уже о людях, судя по всему, на такое не ловится. Так что, сколько бы мечей мы сейчас ни получили в свое распоряжение, главной проблемы, как мы помним, это не решает. Так что, хошь не хошь, а надо как-то нашего Фрейднура в чувство привести, иначе тут все будет крайне грустно. Вся эта кровь, пролитая драконом, забудется среди потоков людской крови, которые смоют здешнюю цивилизацию, шо та приливная волна – детскую песчаную крепость на берегу океана.
– Так не должно быть, – всхлипнула Женя.
– Должно, не должно, будет так, как мы сделаем. Конечно, совместно с теми, кто готов действовать в своем огороде. В общем, Дагоберты на тебе. Все, что они могут вспомнить, самую маленькую зацепку, гони в копилку, иначе поляжет старшой ни за цапову душу. А это обидно. Ладно, действуй, а у меня тут еще дел невпроворот. Как-то Париж давно меня не видел, соскучились, накопилась пара срочных визитов.
Секретарь его высокопреосвященства, попытавшийся заступить дорогу не обозначенному в распорядке дня посетителю, отлетел в сторону и растянулся на полу, сопровождаемый гневным:
– Уйди с глаз, дятел! Я тебе сейчас хобот на лысину переставлю!
Должно быть, задумавшись о впечатляющих трансмутациях, уготованных ему незваным гостем, святоша решил дальше удерживать горизонталь и не препятствовать встрече наглого Рейнара-нурсийца с кардиналом-примасом. Его высокопреосвященство встретило дерзкого невежу стоя, потому как выскользнуть в дверь не имело возможности, а окна, увы, оказались маловаты для его представительной фигуры.
– Ну, шо, святой отец, здрав будь! Как дела? Как папа?
Обескураженный столь нежданным посещением, кардинал лишь кивнул.
– Вижу, пока хорошо, – не слишком заботясь изобразить светскую улыбку, оскалился Лис. – Но это ненадолго. – Он сгрузил на заваленный пергаментами стол нечто, завернутое в плащ. – Обычно я подобный разговор провожу в формате добрый следователь – злой следователь, но мой добрый коллега уже высказал предложение для завязки беседы сломать тебе руки и ноги, а потому буду говорить один. Но ты меня не зли, потому шо я ж и без того злой.
– Что все это значит?! – испуганно пролепетал сановный посланец Рима, из последних сил придавая себе вид оскорбленной невинности. – Вы разговариваете с духовной особой!
– Не морщи лоб, умней не станешь. Да-да. Лучше напряги то, шо скопилось под ермолкой, и внимай с трепетом, духовная особа. Судя по материалам следствия, не особо духовная. Можно даже сказать, вовсе бездуховная. А вот что это значит, как раз первый вопрос, который я хотел задать.
– Я отлучу вас от церкви! – Кардинал воздел к потолку указующий перст, должно быть, намекая, что церковь находится где-то там.
– Слышишь, отлучатель хренов, у меня от предстоятеля нашей славной нурсийской церкви бесперебойное прилучение в непрерывном режиме. На твои пырханья мне наплевать и забыть. Лучше не томи, сразу честно скажи, будешь отвечать на вопросы или без проволочек можно переходить к силовой части нашей задушевной беседы?
Лис размял пальцы, будто проверяя, удобно ли они лягут на горло кардинала Бассотури. Вероятно, этот немудреный аргумент смягчил его высокопреосвященство и умерил его гнев.