– Тьфу, гадость!
Рыжий невропаст утирает губы рукавом. Пойло снова булькает в стакан: до краев. Рыжий окидывает коллег вопросительным взглядом: кого угостить? Желающих нет. Пожав плечами, он заглатывает вторую порцию спиртного: густой багровой жидкости.
– Сироп, – выдыхает он с презрением. – Наливочка.
– Шестьдесят градусов, – уточняет, изучая этикетку, Анджали. Она местная, с Пхальгуны. Домой Анджали лететь не хочет. Ей проще в отеле, с коллантариями. – «Фени-махуа», ликер. Его пьют маленькими рюмочками. В чай добавляют, в кофе…
– Ма-а-аленькими, – передразнивает рыжий. – Рю-у-у-умочками! А нормальная водка у вас в продаже есть?
Анджали пожимает плечами: наверное, есть.
– Зачем тогда я твою «Феню-муху» взял?
– Дурак? – предполагает Джитуку. – Пижон?
Он ослепительно улыбается – это вудун умеет, как никто. Но улыбка скисает, как молоко на жаре, выцветает, гаснет. Паршиво, во всеуслышанье говорит улыбка. Извините, я пойду. Лоа вудуна грустит. Лоа хочет в волну. Лоа хочет, а Джитуку боится. Любая аномалия в колланте – угроза. Космос поблажек не дает. Паника, разрыв связей, и поплывут в бесстрастной мгле восемь ледышек, распялив рты в последнем крике. Джитуку видит себя: третий справа. Ну да, третий, с запрокинутой головой. У Джитуку начинают трястись губы. Кажется, что улыбка отняла у вудуна последние силы.
Магда наливает треть стакана ликера. Добавляет лимонной шипучки, горького тоника из самоохлаждающихся банок. Выпивает всю порцию залпом:
– Вполне.
Магда непьющая. От пива, и то отказывалась. Она делает себе второй коктейль, отходит к окну, смотрит на человеческий муравейник. Над городом взорвался гигантский калейдоскоп, цветные стекляшки усыпали улицы, обретя собственную жизнь. Пестро одетые люди: шафран и бирюза, пурпур и малахит, охра и аквамарин. Мимо гостиницы плывет сплошной поток, сквозь него чудом протискиваются мобили, квадроциклы и велотележки. Воздушное движение в восемь эшелонов – зрелище не для слабонервных. Аэромобы, антиграв-платформы, орнитоптеры – полет наспех, на честном слове, в безумной толчее. И еще – храмы. Над офисными центрами, сверкающими поляризованным плексанолом, над унынием древних небоскребов – оплывших свечек; над трущобами и дворцами, деловыми кварталами и спальными районами. Величие куполов: лазурь небес, сусальное золото, алмазные иглы шпилей…
Магда допивает коктейль. Никого в жизни Магда не хотела так сильно, как сегодня она жаждет опьянения. Ну где же ты?! Нервы, решает Магда. Жестокое волновое похмелье. Бывало, между вылетами колланта проходил месяц или два. Но все знали: очередной рейс состоится непременно. Рано или поздно коллантарии вырвутся из тюрьмы белковых тел, сбросят оковы косной материи. Скольжение по эфирным волнам, вспоминает Магда. Нырок в гравимагнитный тоннель. Щекотка от радиации квазаров. Она вспоминает и не испытывает ничего, кроме страха. Девушка из кошмара отравляет полет одним своим присутствием. Мы этого не ждали, вздыхает Магда. Не ждали, а теперь только этого и ждем. Напьюсь, ей-богу, напьюсь.
Если сумею.
Прошлую ночь Магда провела в номере рыжего. Они трудились, как каторжане в рудниках, до полного изнеможения. Отдыхали, раскинувшись на кровати, мокрые от пота – и вновь набрасывались друг на друга, словно изголодавшиеся звери. Оба надеялись: усталость поможет, подарит спокойный сон. Усталость обманула их: утром, в полшестого, Магда с рыжим превратились в кричащие будильники.
Магда делает третий коктейль. Она боится, что ее стошнит.
– Плохо дело, – говорит Анджали.
– А тебе, небось, лафа, – злится рыжий. Он пьян. – Ты же от страданий подзаряжаешься!
– От этих? – Анджали спокойна. – От этих – нет.
– Я тебя раздражаю? – интересуется рыжий. – От меня ты подзаряжаешься?
Из уникома гремит разухабистая плясовая. Рыжий дергается, как от пинка, хватает коммуникатор:
– Наши! Пробус… – он вчитывается в текст сообщения. – Летят на Китту. Парень сейчас там.
– А девчонка?
– Не знаю, не пишет. Наверное, с ним – где же еще?
– Летим, – командует Анджали.
– Куда?
– На Китту.
– Зачем?!
– Будем с ними. Мало ли…
– Точно! – Джитуку горой встает на сторону брамайни. – А вдруг что?
«Мало ли», «а вдруг что» – аргументы не выдерживают никакой критики. Но все оживляются, обступают рыжего, требуют, чтобы невропаст заказывал билеты на ближайший рейс, пять штук, первый класс… Они больше не могут. Полет в жестянке корабля – после свободы колланта это издевательство. Суррогат, жалкий эрзац. И все-таки…
* * *
Гиль Фриш кивнул:
– Это хорошо. Признаться, мне не терпится покончить со всем этим.
– Мне тоже! – взвизгнул Пробус. – Но могли бы и предупредить! Знаете, сколько я заплатил за гипер? Не знаете? И не надо – крепче спать будете. А они, сволочи, жируют в соседнем отеле!
– Разделите расходы на всех. Я согласен участвовать.
– Дорогуша, вы благородный человек!
– Когда они готовы стартовать?
– Да хоть через час!
– Я отправляюсь за Диего Пералем.
– Позвоните ему! Назначьте встречу! Нет, погодите, сперва надо все продумать… Якатль! Ни на минуту нельзя оставить! Что за дрянь у тебя на плече?!
– Это мой новый друг, – астланин просиял. – Он может ловить мышей…
Все время, в течение которого Фриш набирал номер эскалонца и ждал отклика, Пробус шумно радовался, что мышами коллант теперь обеспечен, а значит, голод им не грозит. Пробусу казалось, что пока он говорит, пока язык движется, связки колеблются, а гортань вибрирует – все в порядке. Когда долдонишь разную ерунду, можно не думать. Не вспоминать, что тебе снилось ночью. Не видеть мертвую девушку, требующую лететь на Хиззац, не смотреть на восемь ледышек, плывущих во мгле космоса, не слышать крика восьми распяленных ртов…
Если бы Спурий Децим Пробус умел, он бы сейчас молился.
II
– Прошу прощения, мар Штильнер. Я вынужден вас покинуть.
– Срочные дела?
– Да.
– У Джес бой через пятьдесят минут. Увидимся в ложе?
– Вряд ли.
– Возле площадки? Ну да, вам же надо…
Врать не хотелось.
– Увы, этот бой мне придется пропустить.
– Вы шутите?
Они оба смотрели на Диего: Давид и его зверь. Черные глаза; желтые глаза. Они ждали ответа. Пауза затягивалась петлей на шее. Время до срока, назначенного Фришем, еще оставалось, но Диего чувствовал, как песок минут утекает сквозь пальцы. Маэстро сжал кулаки: не помогло.