Обратным адресом на этом письме была указана квартира его матери в Лондоне, где ему предстояло «проведать дантиста… а также попробовать избежать очередного танцевального вечера, устраиваемого дома». На следующий день он снова написал уже из загородного дома:
…я сразу же нашел комету в ее указанном положении. Открывшаяся мне картина оказалась очень четкой и более интересной, чем я мог себе представить… надо сказать, что это почти седьмая звездная величина. Ее… можно увидеть и в твоем телескопе. Лучше всего будет выучить наизусть звезды четвертой и пятой величины и медленно двигаться по указанному курсу, не выпуская из вида все знакомые звезды. (…) Где-то через полчаса мне снова нужно будет проверить, насколько ее ясно видно (небо только что затянулось облаками) и попытаться обнаружить ее путь среди звезд, а также посмотреть, как она выглядит, если использовать более сильный окуляр (х 250). Группа звезд четвертой и пятой величины в созвездии Дельфина появляются в видоискателе по парам.
Твой К. К. Морком.
Алан уже успел разглядеть комету, но удалось ему это совершенно случайно.
10 января 1930 года
Дорогой Морком,
Горячо благодарю за карту с описанием места нахождения кометы. Кажется, в воскресенье мне все-таки удалось ее увидеть. Я рассматривал созвездие Дельфина, полагая, что это созвездие Малый Конь, и вдруг увидел нечто похожее на это (маленький черновой рисунок), нечто туманное и около трех дюймов длиной. Боюсь, мне не удалось более тщательно изучить этот объект. Дальше я стал искать комету где-то в пределах созвездия Лисичка, полагая, что это Дельфин. В The Times писали, что в тот день в созвездии Дельфина проходила комета.
…Погода действительно невыносимая для астрономии. И в среду, и сегодня небо оставалось довольно ясным до заката, а затем вдруг вереница плотных облаков заволокла ту часть неба, где располагается созвездие Орел. В среду небо прояснилось, как только я установил расположение кометы. (…)
Твой А. М. Тьюринг
Алан проследил за курсом движения кометы, отметив ее ускорение от созвездия Малый Конь к созвездию Дельфин на зимнем небосклоне. Ему все-таки удалось взять с собой в школу самодельный шар с картой звездного неба, чтобы показать его Кристоферу. Блэми уехал на Рождество, и Алан должен был приступить к занятиям в новой аудитории, в которой собирался повесить свой шар. На нем было отмечено всего несколько созвездий, но даже это поразило остальных учеников.
Через три недели после начала нового учебного семестра, 6 февраля, несколько музыкантов и певцов выступили на школьном вечере, исполнив сентиментальные прощальные песни. Алан и Кристофер присутствовали на этом вечере, и Алан смотрел на своего друга и убеждал себя: «Ты же не в последний раз видишь Моркома». Той ночью он проснулся в темноте. Вдали слышался бой часов аббатства, было четверть третьего. Он встал с кровати и выглянул из окна общежития на звездное небо. У него была привычка укладываться спать вместе со своим телескопом, чтобы лучше рассмотреть другие миры. Луна сияла позади «дома» Росса и Алану — она показалась знаком «прощания с Моркомом».
В то же самое время Кристоферу внезапно стало плохо. На машине скорой помощи его отвезли в Лондон, где ему сделали две операции, но это не помогло. Спустя шесть дней нестерпимой боли в полдень четверга 13 февраля 1930 года Криса не стало.
О теле электрическом я пою;
Легионы любимых меня обнимают, и я обнимаю их;
Они не отпустят меня, пока не уйду я с ними, им не отвечу,
Пока не очищу их, не заполню их полнотою души.
Иль те, кто сквернит свое тело, не скрывают себя?
Иль те, кто поносит живых, лучше тех, кто поносит мертвых?
Иль тело значит меньше души?
И если душа не тело, то что же душа?
Никто не говорил Алану, что Кристофер еще в детстве заразился туберкулезом, когда пил коровье молоко, и с тех пор жизнь мальчика постоянно находилась под угрозой. Семейство Моркомов поехало в Йоркшир в 1927 году, чтобы наблюдать полное затмение солнца 29 июня, и по возвращении в поезде Кристоферу стало ужасно плохо. Тогда ему сделали первую операцию, после которой Алан заметил изменившиеся черты лица своего друга, когда тот осенью вернулся на учебу.
«Бедный старина Тьюринг не мог оправиться от потрясения, — писал его школьный друг из Шерборна Мэтью Блэми на следующий день. — Должно быть, они были хорошими друзьями». Все было немного иначе. Со своей стороны Кристофер стал проявлять больше дружеской симпатии, нежели просто вежливости. Со стороны Алана казалось, что он приобрел друга только для того чтобы еще сильнее ощутить чувство пустоты в сердце. Никто в Шерборне не мог понять его боль утраты. Но в тот четверг, когда Крис скончался, «Бен» Дэвис, помощник заведующего пансионом, все-таки отправил Алану записку, в которой советовал готовиться к худшему. Алан немедленно написал своей матери и попросил прислать цветы на похороны, которые должны были пройти ранним утром в субботу. Миссис Тьюринг немедля написала ответ, в котором посоветовала Алану самому написать миссис Морком. В субботу он написал письмо.
15 февраля 1930 года
Дорогая миссис Морком,
Я хотел бы выразить мое сожаление о Вашей утрате. Весь прошлый год мы работали вместе с Крисом, и я уверен, что не смог бы в ком-то другом найти друга настолько выдающегося, и в то же время настолько очаровательного и не исполненного тщеславием. Я расценивал свой интерес к собственным работам и к таким областям науки, как астрономия (с которой меня познакомил именно он), как нечто особенное, что я мог разделить вместе с ним, и мне кажется, что он в какой-то мере думал нечто похожее обо мне. И хотя этот интерес во мне потух, я знаю, что должен приложить столько же сил в своей работе, как если бы он был жив, ведь именно этого он ожидал от меня. Как никто другой я знаю, как велика Ваша утрата.
Искренне Ваш, Алан Тьюринг
Я буду чрезвычайно признателен, если Вы сможете прислать мне небольшой фотоснимок Криса, как напоминание о его стремлениях сделать из меня более внимательного и старательного ученика. Я боюсь забыть его лицо и то, как он мог улыбаться лишь одним уголком рта. К счастью, я сохранил все его письма.
Когда настало время похорон, Алан проснулся на рассвете:
Так радостно было видеть яркое сияние звезд утром в субботу, словно они отдали свою дань уважения Крису. Мистер О’Хэнлон сообщил мне о времени проведения службы, чтобы я мог в это время быть хотя бы мысленно вместе с ним.
На следующий день, в воскресенье, Алан снова написал матери, на этот раз в более сдержанной форме:
16 февраля 1930 года Дорогая мама,
Я написал миссис Морком, как ты мне советовала, и это принесло мне громадное облегчение…
…мне кажется, что однажды я снова увижусь с Моркомом, и у нас снова будет много совместных трудов и работы, как и было раньше. Теперь, когда я остался один, я не могу подвести его, я должен приложить столько же сил и энергии, как если бы он только остался жив. Если у меня все получится, я стану таким, каким бы он хотел бы меня видеть. Помню, как однажды Г О’Х сказал мне: «Ты не должен уставать от хорошо сделанной работы, ведь ты будешь пожинать плоды своего труда, если не потеряешь мужества». А также слова Беннета, который был очень добр ко мне все эти дни: «Испытания могут длиться всю ночь, но на утро приходит радость».