— Ладно, давайте мне нужные номера, и если они совпадут с датами…
— Готовы? — повторил он.
— Да. Да, Джей, мы очень хотим…
В его мозгу словно повернули какой-то ключ. Не задумавшись ни на секунду, он начал называть номера по памяти. Не успевая записывать, Анна несколько раз просила его говорить медленнее. Еще он подробно описал марки и цвет машин. Гордон тоже пытался записывать, но Джереми говорил слишком быстро, как на автопилоте; когда они просили его подождать, ему требовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, на чем он остановился, а затем он опять выпаливал номер за номером.
Анна заговорила с Гордоном лишь по пути в отделение:
— Поверить не могу.
Гордон пожал плечами:
— Вы видели фильм «Человек дождя»? С Дастином Хоффманом?
Анна кивнула.
— Что происходит в голове у человека, который может запомнить все эти цифры, но при этом способен лишь собирать тележки у магазина? — покачал головой Гордон. — А комната в каком порядке.
— Обсессивно-компульсивный синдром. Просто сердце разрывается — такой красавец.
— Да, мать хорошо за ним следит. Придраться не к чему: прическа, стрелки на брюках, даже туфли начищены. Не боитесь, что все эти номера машин от фонаря?
— Надеюсь, нет, — вздохнула Анна, — вон сколько страниц получилось с цифрами и датами. Надеюсь, от этого будет прок.
Джереми все еще убирал свою комнату. Он протер ручки стульев дезинфицирующим средством, потом им же протер жалюзи, особенно тщательно в том месте, где Анна прикасалась к планкам. Вынул собственный маленький пылесос и прочистил ковер. Затем разделся догола и сложил одежду в собственную корзину для белья. Принял душ, тщательно потерся мочалкой, вымыл голову и прочистил ногти. Вновь тщательно оделся во все чистое. В его комнату никто не заходил, кроме женщины из социальной службы; матери разрешалось переступать порог, только чтобы подать ему еду и убрать грязную посуду.
Миссис Вебстер постучала в дверь:
— Подавать ланч, Джереми?
— Да.
— Все прошло хорошо? Они долго у тебя сидели.
— Да.
— Удалось им чем-нибудь помочь?
— Есть хочу.
— Я сейчас.
Каждый день он ел цыпленка на гриле, брокколи, картофельное пюре и свежие фрукты. Когда она принесла поднос с едой, он ждал у двери. Молча взял поднос, поставил его на стол и начал есть, следя за тем, чтобы продукты не смешивались, и тщательно все пережевывая. Когда мать вернулась за подносом, он все еще сидел за столом перед пустой тарелкой, рядом с которой были аккуратно сложены нож и вилка.
— Было очень вкусно.
— И хорошо. — Наклонившись за подносом, она почувствовала запах мыла «Пирс» — другим он не пользовался. Голову мыл детским шампунем, чтобы пена не щипала глаза. Ее всегда трогала его чистота и свежий запах. Забирая поднос, она с трудом удержалась, чтобы не дотронуться до его нежной щеки, которую ей столько лет хотелось, но никогда не разрешалось поцеловать.
Миссис Вебстер вернулась на кухню и вымыла посуду. Все-таки он не в тюрьме — ему хорошо в его комнате. Скорее, она оказалась в тюрьме с тех пор, как ему поставили диагноз. Она размышляла, о чем он мог так долго говорить с женщиной из полиции, не подозревая, что благодаря ее сыну в расследовании убийства, вполне возможно, произошел существенный прорыв.
Каннингам изучала страницы с записями, раскрыв рот от удивления.
— Это не шутка?
— Нет. На этих страницах — номера машин, которые нужно проверить.
— Начните с конца списка, а не с первой машины. Обратитесь к кому надо в дорожной полиции. Пусть этим займется Гордон, а вы поедете со мной к экспертам. Потом нанесем повторный визит вдове Фрэнка Брендона.
Анна рада была избавиться от Гордона — любителя омлета с помидорами, не произнесшего ни единого слова во время разговора с Джереми. Правда, неизвестно, что хуже: работать в паре с ним или с Каннингам, в присутствии которой Анне было не по себе. Она все время со страхом ждала вопросов о Ленгтоне.
Их не последовало.
— Что с этим парнем?
— Аутизм, — ответила Анна.
— Ну ладно, может, мы с его помощью крепко продвинемся — или окажемся по уши в дерьме, поверив на слово чокнутому.
— Он не чокнутый, мэм.
— Да ну? Хорош свидетель — сидит безвылазно в своей комнате или катает тележки в магазине.
— Он вряд ли сможет дать показания в суде, но я ему верю. Посмотреть на него — и станет понятно, что происходит у него в голове.
— Я-то вам верю, а вот другие…
Доктор Эван Филдинг был худощав, с костлявыми руками и высоким голосом. Когда он откинул зеленую простыню с тела Фрэнка Брендона, Анна отвернулась. Лицо Фрэнка было изуродовано почти до неузнаваемости: пули разорвали всю правую половину. Рот был широко открыт, челюсть сломана, зубы раскололись. Анна, сама того не желая, подумала о Джеймсе Ленгтоне: с тех пор как они все вместе вели одно дело, Фрэнк и Джимми в ее сознании были тесно связаны друг с другом. Ей даже вспомнилось, как Брендон приглашал ее на свидание. Она тогда отказалась. А сейчас думала: знает ли Ленгтон о том, что случилось с Брендоном? Она встряхнула головой, пытаясь избавиться от этих мыслей и сконцентрироваться.
— Три выстрела в голову и область лица, — сказал Филдинг, — и еще два ниже: одна пуля попала в верхнюю часть грудной клетки и прошла до гортани, вторая застряла чуть выше сердца. Смерть наступила мгновенно от пули, попавшей в верхнюю часть мозга. Пули отправлены баллистикам. Покойный был здоров: все органы в полном порядке, сердце крепкое. — Филдинг не обнаружил ни остатков наркотиков, ни следов уколов.
Возвращаясь к машине, Каннингам не скрывала раздражения:
— Вскрытие мало что дало. Правда, теперь мы хотя бы знаем, что наркоманом он не был. Тем более — какого черта его понесло в этот притон?
— Может, в связи с делом, над которым работал?
— Может, и так, но все равно непонятно, чем именно он занимался. Ну, вдруг да вдова нам что-нибудь новенькое скажет.
По дороге из Лондона в Уимблдон Каннингам сидела, откинувшись на спинку, закрыв глаза и сложив руки на груди. Анна старалась быть от нее как можно дальше. Даже во сне Каннингам выглядела сердитой и напряженной.
Лицо у Джулии Брендон было бледное, глаза красные. Одетая в стеганый халат и тапочки, она сидела на одном из мягких диванов, зажав в руке бумажный платок.
— Дети еще не знают, — уныло произнесла она.
— Это ведь не его дети? — спросила Каннингам.
Анна сочла вопрос излишним: им это и так было известно.