– Говорят, руки длинны, да ум короток, – с вызовом произнесла Лена.
– Первый раз слышу, – немедленно ответил Костик.
– А еще говорят, каждый день надо хоть одно новое слово слышать, а то уши как у осла отрастут, – усмехнулась Лена.
Костик поморгал, но не нашелся, что ответить на это, так что он просто развернулся и пошел в столовую. Соревноваться с Леной в эрудиции ему явно было не под силу, так что он покинул поле словесного боя несолоно хлебавши. Подумав так, я с удовлетворением отметила, что, кажется, благодаря дружбе с Леной и я сама начинаю мыслить пословицами. Недаром говорят, что добрый пример лучше ста слов.
Этот день впервые за все время нашего проживания в лагере выдался пасмурным. Поднявшийся ветер приятно освежал, от его порывов легкий холодок пробегал по спине и рукам. Единственное, что было плохо, – ветер поднимал пыль, лежавшую на земле до этого ровным слоем, и она теперь носилась в воздухе, словно июньский тополиный пух, так и норовя попасть в глаза.
Мы умылись и тоже пошли в столовую. За одним из столов сидели Костик вместе с Денисом. Они о чем-то переговаривались, причем Костик не забывал закидывать в рот ложку за ложкой, поэтому бубнить ему приходилось с набитым ртом. То еще зрелище.
При виде нас они затихли и заговорщически переглянулись. Я тут же с презрением подумала, что они все еще предполагают, что в Лену вселился «чужой», а раз мы с ней – то и в нас, возможно, тоже.
Мы присели за стол, я села спиной к Костику с Денисом, Наташка тоже. Лена принялась за еду. Мы первый раз за все время, проведенное в лагере, завтракали с ней вместе, и я с удивлением обнаружила, что она ест так же медленно, как Денис.
– Сегодня у нас прямо-таки рыбный день, – усмехнулась Лена и отправила в рот кусочек семги.
– Что-то мне есть расхотелось, – упавшим голосом произнесла Наташка и отложила ложку.
– А ты тоже тридцать три раза пережевываешь? – с любопытством спросила я Лену, заодно сменив тему разговора.
Лена тщательно пережевала и только после этого ответила:
– Почему тридцать три?
– Не знаю, – замялась я. – Я думала, ты мне расскажешь, почему тридцать три…
– А откуда ты вообще взяла это число? – с интересом спросила Лена.
– Денис сказал, – ляпнула я, но тут же вспомнила, что Денис это, кажется, не говорил… или говорил? Поэтому торопливо объяснила: – Он тоже тщательно пережевывает пищу. Ровно тридцать три раза. Я думала, ты знаешь почему.
– Откуда ж мне знать? – улыбнулась Лена.
– Ну ты же все знаешь, – насупилась я, чувствуя себя загнанной в угол.
– Не знаю, почему ровно тридцать три, но зато могу объяснить, почему пережевывать нужно тщательно, – сдалась Лена. – Буддисты говорят: жидкую пищу ешь, а твердую – пей. Это означает, что пережевывать пищу нужно до такой степени, чтобы она перемололась во рту до консистенции пюре. Этот процесс обманывает и желудок и мозг. Мозгу нужно двадцать минут, чтобы понять, что человек насытился. Таким образом, тот, кто ест мало, но долго, будет гораздо сытнее того, кто ест много, но быстро.
– Ничего себе! – воскликнула я. – Зачем тогда все эти диеты придуманы, если все так просто?
– Может быть, кому-то просто лень долго жевать? – усмехнулась Лена и отправила в рот следующий кусочек семги.
– А вы не ждали нас – а мы приперлися… – гнусаво пропел Костик над моим ухом и плюхнулся на стул рядом с Леной.
Денис не спеша сел по другую сторону от нее, тоже напротив меня с Наташкой. Костик уставился на Наташкину тарелку жадным взглядом. Я даже подумала, что он протянет руку и передвинет тарелку к себе без зазрения совести, но он вместо этого спросил:
– Ну что, девчонки, пришельцев видели?
Сказав это, он забегал взглядом по нашим лицам. Я с изумлением смотрела на него: когда это Наташка успела ему проболтаться? Может быть, еще на рассвете, пока все спали, к нему в корпус бегала? С нее станется… С другой стороны, возможно, Костик все же пришел вчера на свидание с Наташкой и, увидев пришельцев, струсил и убежал, даже не подумав предупредить ее.
Переведя взгляд на Дениса, я увидела, что он с любопытством смотрит на Наташку. И не просто с любопытством, а со злобным, хищным выражением в глазах. Я уже видела у него подобный взгляд и теперь гадала: неужели Денис был настолько мстительным, что не мог простить Наташке тот вечер, когда он ей признался в любви на глазах у всех, и теперь каждый раз будет ловить момент, когда она может попасть впросак…
– Каких таких пришельцев? – спокойно спросила Лена.
Настал черед мне с удивлением воззриться на нее. Я не ожидала, что она сумеет так хладнокровно врать. Хотя «врать», конечно, не совсем то слово. Но в любом случае, задав вопрос, она совершенно равнодушно посмотрела на Костика, словно ее эта тема не интересовала, или будто она понятия не имела, что за бред сейчас несет Костик.
– Ну как же, – опешил Костик. – Тех самых, которые здесь шастают…
– Я не видела никаких пришельцев, – неожиданно заявила Лена и обратилась ко мне: – А ты, Оль?
– Я тоже не видела, – нерешительно подыграла я.
– А ты, Наташа? – спросила Лена.
Наташа сидела, уставившись в свою тарелку. Все мы одновременно посмотрели на нее. И то ли под давлением нашего взбудораженного внимания, то ли из-за гнетущих воспоминаний прошедшей ночи из глаз Наташи потекли слезы. Сперва медленно, затем все быстрее. Капля за каплей они падали в ее тарелку, так что Лена, первой не выдержав, встала из-за стола:
– Думаю, нам пора.
Наташа тут же, как по команде, поднялась и пошла следом за ней. Я посмотрела на Дениса – он откинулся на стуле с выражением удовлетворения на лице. Это было отвратительно. Вот, говорят, нужно уметь проигрывать. А по-моему, чтобы быть победителем, нужно не меньшее умение. А может быть, даже большее. Выиграть и суметь не показать своего превосходства над слабым противником – вот это действительно победа, в первую очередь над самим собой.
Я молча встала и пошла следом за девочками. Когда я вышла из столовой, то увидела, что они направляются на футбольное поле. Они шли рядом, словно Лена никогда не была объектом ядовитых шуток со стороны Наташки. Словно они всю жизнь были самыми закадычными подружками. И я никак не могла для себя решить, было ли это для Лены проявлением слабохарактерности или, наоборот, выражением величайшей человеческой добродетели – умения прощать.
Возле пенька постепенно собиралась толпа мальчишек и девчонок. На пеньке сидела наша вожатая, терпеливо ожидая, когда из столовой подтянутся все. На этот раз косынки на ее голове не было, и ветер ерошил ее длинные волосы, то с легкостью подбрасывая их вверх, то задувая ей на лицо, так что вожатая вынуждена была то и дело поправлять их, откидывая на спину. У девочек дела обстояли не лучше, многие из них торопливо заплетали уже запутанные волосы в косички.