На этом я сочла свой долг близкой подруги выполненным и с головой ушла в курсовик. В самом деле, я высказала Дашке все, что думаю о ее Стасе, и мне даже не понадобилось кривить душой. Действительно, влюбленный, красивый и богатый, что есть, то есть. К Дашке относится трепетно. На первый взгляд вроде бы не дурак, а это уже неплохо. Еще общительный, и у него вполне приличные манеры — чего, спрашивается, еще?
Итак, я все силы отдавала учению, а Дашка полностью погрузилась в свою новую любовь. Изредка она забегала ко мне и рассказывала, какие безумства они совершают со своим Стасом. Со временем их страсть не только не утихла, а даже стала сильнее. И наконец Дашка явилась ко мне с бутылкой шампанского и, заикаясь от счастья, сообщила, что Стас сделал ей предложение. И уже представил ее отцу и матери. И что на послезавтра назначена встреча всех родственников, после чего будет официально объявлено о помолвке. И что свидетельницей на ее свадьбе буду я, только я и никто другой. На прием с родственниками меня не пригласили, и я была этому очень рада, потому что по некоторым Дашкиным недомолвкам поняла, что ее мать, Виктория Федоровна, вовсе не в восторге от того, что свидетельницей на свадьбе ее дочери будет никому не известная девица, то есть я. Но тут, видимо, Дашка проявила несвойственные ей настойчивость и упрямство, и мать ничего не смогла сделать. Однажды, когда я забежала проведать Дашку и ждала, пока она выяснит с матерью срочный вопрос насчет свадебного платья, дед Илья Андреевич зазвал меня в свою комнату и, как обычно, угостил вкуснейшим чаем.
Я заметила вдруг, как он постарел, и мне стало ужасно грустно оттого, что скоро мы перестанем с ним видеться. Дашка с мужем поселятся отдельно, и мне неудобно будет сюда приходить. Да и дружба наша с Дашкой скоро прекратится, у нее начнется своя, замужняя, жизнь, а у меня — своя.
Илья Андреевич вдруг поинтересовался, нравится ли мне Стас. Я ответила, что нравится и что они с Дашкой очень подходят друг другу, однако, сама не знаю почему, чуть помедлила с ответом. Дед тяжело вздохнул и отвернулся. Я решила, что ему жаль расставаться с любимой внучкой.
Пока мы с Дашкой общались довольно часто, ходили куда-нибудь вчетвером, потому что Филиппа тоже подрядили быть свидетелем на их свадьбе. На разные приемы и шикарные вечеринки их общих друзей меня не приглашали. Не скажу, что я очень от этого расстраивалась, но все же слегка тяготилась своим двойственным положением. Мне давали понять, что терпят мое присутствие только из-за каприза невесты и, если я вздумаю претендовать на что-то большее, мне мигом укажут на дверь.
Самое умное в этой ситуации было бы отказаться от роли свидетельницы, но Дашка так просила и столько раз мне напоминала, как очень давно, когда нам было лет по двенадцать, мы торжественно поклялись, что непременно будем друг у друга свидетельницами на свадьбе, что сердце мое дрогнуло, и я решила вытерпеть все ради подруги.
Со своими друзьями я в этот период виделась значительно реже, Дашка, естественно, в нашей компании совсем не появлялась. Шурик как-то между делом поинтересовался, где это мы с Дашкой пропадаем, я отшутилась, потому что совсем не хотела быть для него горевестником — вдруг он запсихует, узнав, что Дашка выходит замуж, и начнет делать глупости? Впрочем, меня это не слишком касается, возможно, у него все давно прошло, но пускай он узнает про Дашкино замужество не от меня.
Только однажды мы случайно столкнулись в ресторане со Светкой Росомахиной.
Это был даже не ресторан, а скорее кафе — не слишком дорогое, но очень модное. Называлось оно «Пионерский лагерь», и порядки там были абсолютно советские. Довольно просторное помещение было уставлено длинными столами, как в пионерской столовой, под потолком висели светильники, выполненные в виде «лампочки Ильича» — голая двадцативаттная лампочка на старом плетеном шнуре, из репродуктора доносились пионерские песни, вместо живой музыки висел пожелтевший от времени киноэкран, и показывали фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен».
Меню тоже было соответствующее: фирменное блюдо — печенная в золе картошка и коктейль, который назывался «Компот из сухофруктов» и здорово шибал в голову.
Нас занесло в это кафе, потому что Дашке вдруг захорошело посетить эту модную забегаловку. Народ, правда, валил туда валом, Стасу пришлось сунуть швейцару приличные деньги.
Мы собирались уже уходить, когда заметили Светку Росомахину в шумной компании своих однокурсников с биофака, которые отмечали чей-то день рождения. Вернее, она увидела нас первая и, разумеется, прискакала поболтать. Светка — шумная яркая брюнетка с пышными кудрявыми волосами и большим бюстом. Голос у нее громкий, но приятного тембра, манеры довольно бесцеремонные, но девка она не вредная. Светка мигом выудила из Дашки все подробности, поздравила ее и Стаса с бракосочетанием, внимательно поглядела на меня и на Филиппа. Мы собирались уже уходить и вышли с Дашкой в туалет попудрить носики, а когда вернулись, Светки и след простыл.
Уж не знаю, что она наболтала нашим общим друзьям, но все как-то вдруг резко перестали звонить и спрашивать, куда я запропастилась. Мне тогда действительно было некогда — приехала ненадолго из Москвы мама и привезла как раз к случаю весьма приличное вечернее платье. Узнав про Дашкину свадьбу, она подошла к делу очень ответственно и решительно взялась за мой внешний вид. В ответ на мои вялые возражения мама твердо сказала, что я просто обязана на свадьбе выглядеть прилично. То есть красивее невесты, разумеется, никого там не будет, но и свидетельница должна быть хорошенькой, чтобы не испортить свадебные фотографии.
Кажется, больше всех радовалась предстоящей свадьбе Виктория Федоровна, Дашкина мать. Она заказывала новые туалеты, обсуждала меню свадебного обеда, составляла список гостей. Будущие родственники выводили ее светские знакомства на принципиально новую орбиту. Среди приглашенных на свадьбу были два министра, владелец крупного телеканала, губернатор огромной сибирской области и знаменитый художник, личный друг президента.
В разговоре со своими старыми подругами Виктория Федоровна вдруг замирала, как будто пораженная какой-то ужасной мыслью, и восклицала:
— Не забыли ли мы послать приглашение Андрею Пантелеймоновичу?
— Как? — послушно отзывались подруги. — Тому самому Андрею Пантелеймоновичу?!
— Ну конечно, — небрежно отвечала счастливая Виктория Федоровна, — какому же еще? Кажется, в России только один Андрей Пантелеймонович!
После таких слов несчастные подруги замирали в священном трепете.
Очень больших усилий стоило Виктории Федоровне Дашкино подвенечное платье. Дело в том, что свадебный наряд принято, оказывается, шить только у Варвары Фигуриной. То есть кто-то может заказать платье и у более скромного модельера, а кто-нибудь — даже купить готовое, но только не дочь Виктории Федоровны. Венчаться в чем-то другом — это почти так же ужасно, как выходить замуж голой или того хуже — в промасленной спецовке. Девушка из хорошей семьи должна венчаться только в платье от Фигуриной, иначе она будет опозорена на всю жизнь.