Для Саши эти условия были неприемлемы, причем независимо от того, любит она его или нет. Никакого компромисса она ему предложить не могла, она все ему объяснила перед отъездом. К концу месяца она перестала ждать звонка из Лондона. Было ясно, что все кончено. А Лайам ждал ее звонка в Лондоне и постепенно приходил к тому же выводу. Им потребовалась всего пара недель – не лет и даже не месяцев, – чтобы разбежаться. То, о чем она предупреждала с самого начала, сбылось. Отношения оказались невозможными. Теперь Саша твердила себе, что это тот случай, когда чем раньше, тем лучше. Но от этого на душе не делалось легче. При всей инфантильности и ребячестве обаяния Лайаму было не занимать, и она по нему скучала.
Только спустя два месяца Саша наконец немного успокоилась, но грусть оттого, что этот человек исчез из ее жизни, осталась. Только поделиться ею она ни с кем не могла. Собственно, об их отношениях никто и не знал, и теперь не к кому было обратиться за утешением. Саша ни с кем не могла пооткровенничать о своей короткой любви и поговорить о Лайаме. Оставалось только признать факт разрыва. Ха, все так и должно было случиться. Он оказался слишком незрелым, слишком непокорным, слишком неразумным и слишком упрямым в своем нежелании взрослеть. Все это в полной мере проявилось в ссоре, предшествовавшей их разрыву, когда Лайам впал в так испугавшую ее ярость.
В феврале и марте Саша летала в Нью-Йорк. Татьяна была в восторге от новой работы. В галерее дела шли успешно. Саша планировала в апреле навестить Ксавье в Лондоне и уже начала внутренне готовиться к поездке, зная, что Лайам будет где-то поблизости. Она молилась, чтобы где-нибудь с ним не столкнуться, и в то же время боялась показать сыну, что избегает его приятеля.
Незадолго до поездки Эжени сообщила Саше, что от Лайама пришло письмо по электронной почте. Он закончил несколько новых полотен и просил Сашу приехать взглянуть. Лайам предлагал прислать диапозитивы, но одновременно выражал желание, чтобы Саша, как руководитель галереи, посмотрела на сами картины. Из письма следовало, что Лайам считает их своими лучшими работами.
– Ах да, – спохватилась Эжени в конце своего доклада, – еще он желает тебе всего наилучшего и надеется, что у тебя все в порядке.
У Саши и в самом деле все было в порядке. Теперь, когда после их расставания прошло уже больше двух месяцев, она чувствовала себя намного лучше, но до конца обида все же не прошла. «Всего наилучшего». Саша успела вкусить благодаря ему и наилучшего, и наихудшего. Она успела полюбить его, но Лайам одной выходкой ее остудил. Он повел себя как взбалмошный, капризный ребенок. Саша была сыта по горло этими самонадеянными художниками, которые уже далеко не юнцы, а все ведут себя под стать подросткам. В ее представлении в тридцать девять лет уже давно пора стать взрослым. При всем при том в душе не утихала обида, что Лайам так и не удосужился ей позвонить. А самой не позволяла гордость.
Она сказала Эжени, что вечером идет на званый ужин, и опять вспомнила о той ссоре из-за такого вот приема. Назавтра ей предстояло лететь в Лондон к сыну. Как поступить с Лайамом и его новыми работами, Саша пока не решила. Она, конечно, взялась представлять его интересы, но никакой спешки с новой встречей нет. Он поставил ее в весьма неловкое положение, а по сути дела – их обоих теперь. Саша была рада, что не ввела Лайама в свой круг. А то каждый раз ей бы пришлось краснеть, объясняясь по поводу его отсутствия. Да, она все сделала правильно!
Прием, на который она собиралась, устраивал посол США во Франции. Она знала, что приглашены несколько крупных художников и владельцев галерей, один находящийся в Париже американский писатель, а еще она слышала, что будет кто-то из голливудских звезд. Публика ожидалась разношерстная, а настроение у Саши было из рук вон. По причинам, известным лишь ей и Лайаму, в последние два месяца она частенько бывала раздражительна, хотя в последнее время приступы хандры случались все реже.
На прием Саша явилась в черном гипюровом платье и новых, очень элегантных туфлях. Волосы, как всегда, она собрала в пучок. Она сама не понимала, почему так тщательно приводит себя в порядок. «Просто захотелось», – говорила она себе. На прием она ехала одна, да ей никто и не был нужен. Особенно теперь, когда начался и так бесславно закончился их молниеносный роман с Лайамом. Саша только-только начала по кусочкам собирать себя после обрушившейся на нее страсти. Саша успешно убеждала себя в том, что иного развития отношений с Лайамом и быть не могло. Хотя в глубине души… Нет, впрочем, все к лучшему. Жить с таким человеком – врагу не пожелаешь. Теперь она уже не удивлялась, что от него ушла жена да еще и детей забрала. Двадцать лет жить с таким мужем – это кошмар!
Входя в резиденцию посла, Саша приказала себе не думать о Лайаме. Все приглашенные были ей знакомы, за исключением одной рок-звезды и двух актеров. В каком-то смысле и Париж был тесен. Как и весь мир.
За столом Сашино место оказалось рядом с одним из актеров, но тот едва перебросился с нею несколькими словами. Его больше интересовала соседка справа, жена голливудского продюсера. Он делал все, чтобы ее очаровать, и Саше волей-неволей пришлось обратить свой взор на соседа слева. Лицо его показалось ей знакомым, она напрягла память и вспомнила, откуда его знает. Когда-то он считался на Уолл-стрит финансовым гением, но отошел от дел. Когда-то на одной вечеринке в Саутгемптоне Артур их познакомил. Кажется, его звали Филип Хеншоу. Самое удивительное, что и он ее вспомнил.
– Лет десять, наверное, прошло, не меньше, – изумилась Саша. Он был приблизительно ровесник с Артуром – то есть ему где-то под шестьдесят. «А Артура уже полтора года как нет», – подумала Саша.
– Должен сознаться, вы тогда произвели на меня неизгладимое впечатление. Я ведь несколько раз наведывался в вашу галерею. – Он улыбнулся, и она отметила про себя, что он из тех мужчин, кто старится благородно. Саша не помнила, женат ли он, в разводе или вдовец, к тому же за это время он мог жениться вторично.
– В Нью-Йорке? – уточнила она. Разговаривать с ним было приятно, особенно по сравнению с соседом справа, который ее непростительно игнорировал.
– Нет, здесь, в Париже, – ответил он. – Я теперь здесь живу. – Сашу удивили его слова, она не понимала, что привело его в Париж. Он рано вышел на пенсию – как собирался и Артур. – У меня обе дочки вышли замуж за французов и переехали сюда. Когда жена умерла, я решил отдохнуть от Нью-Йорка. Я тут уже пять лет. Мне нравится. – Саша заметила, что Филип немного растягивает слова, как южанин, он сказал ей, что родом из Луизианы. Они с американским послом учились вместе в Вирджинском университете. А жена посла была уроженка Джорджии. Филип рассказал, что у него дом в Провансе и квартира в Лондоне. И там, и там он бывает не реже раза в месяц.
– А я как раз завтра лечу в Лондон, надо повидать сына и кое-кого из художников, чьи интересы я представляю, – улыбнулась Саша.
– Я тоже. То есть – тоже лечу в Лондон. Удивительное совпадение! – улыбнулся он. Разговор перешел на другие темы. Филип выразил ей соболезнование в связи со смертью Артура. – Тяжело остаться одной в таком возрасте, особенно когда столько лет жили душа в душу. Я хорошо помню, Артур обожал вас.