Но как раз только эти, «неинтересные» для Америки, острова и соглашался отдать соседям в том же 56-м году Никита Хрущев в обмен на заключение мирного договора плюс возвращение острова Окинава Японии и вывод всех иностранных войск с территории государства. США, естественно, были категорически против такой сделки.
Новый дипломатический штурм Курильской гряды они предприняли при Горбачеве. На Михаила Сергеевича давил сам президент США Рональд Рейган и его верный помощник в СССР — министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, который сторговался продать все острова за 26–28 миллиардов долларов. Но под Горбачевым уже покачивалась земля: можно безнаказанно сдавать интересы страны в тайном режиме (пока там кто-то пронюхает!), а тут пришлось бы сразу объясняться с недовольным народом. И он не сунул голову в петлю.
Теперь американцы подкатили к «другу Борису» — Ельцину, а он поручил помощникам «найти варианты». И мидовцы с Бурбулисом предлагали на первых порах вернуться к обсуждению хрущевской трактовки, не затрагивая интересов США: передача соседям части «северных территорий» возможна, но при определенных условиях.
Какие это условия — никто пока не придумал. Да и стоило ли ворошить давно сопревшую проблему — у России внутренних забот было по горло. Жили без двустороннего мирного договора с Японией почти полвека, можно жить и дальше — хоть сотню лет.
Но Ельцин попросил меня коснуться в Токио этой темы при встречах с журналистами — ему хотелось спровоцировать общественную реакцию и посмотреть на нее.
У меня позиция русского мужика: не отдадим ни пяди родной земли! И напрасно считали, будто Россия ослабла настолько, что пришла пора теребить ее с запада и востока. Об этом я сказал на пресс-конференции в Токио и напомнил формулировку из сан-францисского мирного договора. А далее выплеснул в зал предложение: «но если японским крестьянам не хватает для обработки земли, то не исключена возможность предоставления им площадей на малозаселенных островах Шикотан и Хабомаи. Предоставления в аренду, используя опыт Окинавы». Условия и сроки аренды земли — предмет переговоров. Но это — компетенция высшей власти России.
На Окинаву я слетал заранее. Хотя американцы трубили, что в 72-м году вернули остров Японии, хозяйничали там они. В сорок седьмую префектуру под названием «Окинава» входил 161 остров архипелага Рюкю, и местные чиновники везде имели влияние, кроме главного острова и тех территорий, где располагались американские части. На главном острове делами управляли люди в погонах. Даже визу на остров — «непотопляемый авианосец» мне оформляли через Госдеп США — а это говорит само за себя. Окинава была напичкана военными базами янки — японские крестьяне обрабатывали посевные участки и кормили солдат.
На островах Хабомаи и Шикотан тоже располагались наши военные гарнизоны и рыболовецкие промысловые базы. Японские арендаторы могли обеспечивать их всем необходимым — не надо завозить продукты с материка.
Мне казалось, что я выполнил поручение Ельцина и в то же время не открыл никаких Америк. И действительно, японская пресса сдержанно отреагировала на мои предложения, а часть изданий — с досадой. А в российских СМИ послышалось громкое ворчание: зачем пускать самураев на нашу территорию? Хотя лично меня пощипали в некоторых газетах, я посчитал это добрым знаком: общество еще не разбил паралич равнодушия. И это был предупредительный выстрел Ельцину — не высовываться с проблемой «северных территорий». Большинство японцев уже свыклось с потерей, сколько бы их ни науськивали американцы, а наши — затопчут. Даже Горбачев поостерегся.
Мы поговорили с Борисом Николаевичем на эту тему. Взвесив все обстоятельства, он тогда отложил визит в Токио. Не царское это дело — ездить в гости с пустыми руками. Позднее под всплески омуля на Байкале он в компании с другом Рю (премьер-министром Японии Рютаро Хасимото) вспомнил об островах и все норовил подарить их восточному гостю.
Непомерную щедрость Ельцина в раздаче интересов России я объяснял для себя его ревностью. Он очень ревновал мировую элиту к Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Куда ни прилетит — везде «Горби» да «Горби». А ему так хотелось, чтобы планета исступленно кричала, как Юрий Лужков с трибуны митинга на Васильевском спуске: «Ельцин! Ельцин!» Его же поначалу воспринимали чуть ли не антиподом генсека ЦК КПСС, содравшего шкуру с Советского Медведя — СССР. Поэтому Борис Николаевич старался изо всех сил прыгнуть в обещаниях выше Михаила Сергеевича, пойти в уступках — дальше его.
Неожиданно Ельцин издал указ о назначении меня заместителем Председателя Правительства России с сохранением поста министра печати и информации. Неожиданно, потому что я узнал о решении президента из сводок новостей.
Мнительный Бурбулис схватил меня за руку в коридоре:
— Как тебе удалось уломать Бориса Николаевича?
Я сказал, что никак — даже предварительного разговора с ним не было.
— Так не бывает, — процедил недоверчиво Бурбулис, видимо, подозревая какую-то игру за спиной.
А именно так чаще всего и случалось в последующие годы: люди узнавали о своем назначении или освобождении от работы из прессы.
У меня уже была трудоемкая общественная нагрузка, возложенная указом президента: председатель комиссии по рассекречиванию архивных документов. Теперь Ельцин обязал меня курировать Министерство культуры и налаживать взаимодействие власти с религиозными конфессиями.
— Но в первую очередь, — сказал он мне при встрече, — я поручаю вам взять под свою опеку ремонт Большого театра и реконструкцию Третьяковской галереи.
После этого стал проясняться замысел президента: загрузить меня основательно текучкой, чтобы не жужжал, как назойливая муха, над головами реформаторов — экономистов. Возможно, я переоценивал внимание Бориса Николаевича к моей персоне, но так мне тогда казалось.
С главным строителем Москвы Владимиром Ресиным мы, как прорабы, по утрам проводили планерки. Надо отметить, профессионал он высокого класса — работали его подразделения четко и качественно. Первые три-четыре недели Ельцин регулярно спрашивал меня, как продвигается дело, а затем потерял к нему интерес.
На заседаниях правительства, между тем, обострялся разговор о деньгах. Российскую экономику съедал рак взаимных неплатежей, без зарплаты сидели миллионы ученых, врачей, учителей, работников культуры. Кредитные линии под большие проценты открыли нам Международный валютный фонд (МВФ) и некоторые западные государства.
У Бориса Николаевича был свой принцип распределения полученных средств: выделять тем, кто может устроить в стране крупную заварушку. Так, распоряжением № 85-р он разрешил чиновникам Военно-воздушных сил заниматься коммерцией и выделил им под непонятные цели девять миллиардов долларов (!). На коммерческую основу начали переходить другие войска нашей армии. Чистоган в Воруй-стране стал натягивать на себя военный мундир. Генералы сказали: «Теперь нам вместе с Ельциным будет что защищать от народа!»
Но в основном деньги МВФ, выделенные Федерации, даже не пересекали границу — ими оплачивали проценты за прежние кредиты Советскому Союзу. На оплату процентов уходила и большая часть зарабатываемой валюты. Брать по нарастающей новые кредиты, чтобы расплачиваться со старыми, — это сползание страны в долговую яму. И Россия под толчки МВФ — финансового органа Бнай Брита — заскользила вниз по крутому склону.