— Откуда вы знаете? — спрашивает она.
— Мартин рассказал Гарольду, а Гарольд рассказал мне, — говорит Дебора. — Мужчины весь день вместе на работе, а муж и жена всю ночь в постели. Вы и сами понимаете. Если я когда-нибудь заведу прислугу, то выберу некрасивую, чтоб смотреть было тошно.
— Некрасивые как раз самые опасные, — говорит Гарольд. — Никогда не надо терять бдительности. Но вы, Хетти, не расстраивайтесь из-за Мартина. Когда что-то снится, наяву ничего такого человек не сделает.
Зачем они так стараются ее огорчить, думает Хетти. Наверное, потому, что завидуют, она счастлива, а они нет.
— Это как самоубийцы? — спрашивает Дебора. — Те, кто грозится покончить с собой, никогда своих угроз не выполняют.
— Тут ты, Дебора, ошибаешься, статистика показывает другое, — говорит Гарольд. — Те, кто грозится покончить с собой, часто и кончают.
Мартин с Агнешкой вносят сыр и кисло-сладкое пюре из зеленых помидоров, которое Агнешка привезла от своих друзей из Нисдена. Проходя мимо стула, на котором сидит Хетти, Мартин полуобнимает ее за плечи, и она успокаивается. Вечер выдался не из легких.
Когда они ложатся потом в постель, Хетти говорит:
— Зря ты говорил о затухании прокреативной функции и о возрасте.
— Почему зря? Это же правда.
— Мне кажется, у них это больная тема.
Мартин надевает пижаму, которую приготовила для него Агнешка.
— Все-таки странно, когда нет первого блюда, — говорит он. — Чего-то не хватает. Надеюсь, они не слишком удивились.
Хетти говорит:
— Агнешка постаралась. Вместо разделанных гребешков купила живые. По-моему, нарочно. Любит утереть мне нос.
И Мартин отвечает:
— Перестань, Хетти, не надо сваливать свои промахи на Агнешку.
— А вот это мне не нравится, — говорит Серена. — Я не о том, что Мартин, вероятно, перестал соображать, кого ему надо поддерживать, а о том, что Хетти пересказала тебе его слова.
— Такова уж наша женская природа, мы любим жаловаться на мужчин другим женщинам: “Он то, он се, он пятое, он десятое, я больше ни минуты не стану этого терпеть”. Мы знаем, что к нашим словам нельзя относиться всерьез.
Серена соглашается, что да, действительно, лучше рассказывать о своих обидах не мужчинам, а женщинам. И вот доказательство: пожаловалась она как-то кому-то из своих приятелей на Кранмера, встречает его потом чуть не полгода спустя, он и говорит: “Слава богу, вы по-прежнему вместе; я думал, вы разводитесь”, а она и вспомнить не может, из-за чего тогда ссорилась с Кранмером, помнит только, что страшно сердилась. Да и какая женщина помнит причину ссоры? Если, конечно, дело не касается измены, замечает Серена, здесь женская память гораздо крепче мужской. Она, ясное дело, говорит о себе. Больше десяти лет прошло, как Джордж умер, а она помнит все их ссоры, все оскорбления, все слезы, точно все вчера происходило. Скоро очередная годовщина его смерти. Серена говорит, что гонит из памяти сцены и образы, а они упорно возвращаются. Сегодня ей захотелось вспомнить о последних днях их брака, о том, как Джордж сказал ей, везя к целительнице-астрологине-антропософке, которую он уже какое-то время посещал, а Серена только сейчас это поняла: “Погоди, она наконец объяснит тебе, какое ты чудовище и как отвратительно поступаешь”. Серена страшно растерялась и все не могла понять: “Господи, я же его люблю, почему он-то меня ненавидит? Что я ему сделала? Я просто такая, какая есть”. Она знала, что у Джорджа депрессия, эта депрессия случалась у него периодически и довольно скоро сама собой проходила. Проявлялась она в резкой враждебности по отношению к ней, но и враждебность тоже проходила. Раньше всегда проходила, сейчас Серене тоже надо набраться терпения и ждать, чтобы вернулись счастливые дни.
Доктор Уэнди Стайл, та самая целительница-астрологиня-антропософка нового направления, которая уже составила гороскопы Джорджа и Серены и пришла к заключению, что они совершенно несовместимы, сообщила им, что они могут прекрасно жить друг без друга и быть вполне счастливы. Джордж с ней уже согласился. Когда Серена это услышала в кабинете доктора Уэнди Стайл, она онемела от ужаса и потом всю дорогу домой в Гроувуд задыхалась от рыданий, но Джорджа это не тронуло. Она не может жить без него, а он, оказывается, считает, что прекрасно может жить без нее. Только потом она догадалась, что это он выбрал такой способ сообщить ей, что их браку пришел конец. Сказать самому у него не хватило духу. Для того чтобы сообщать дурные новости, есть факс, эсэмэс, электронная почта — или в наше постмодернистское время психотерапевт. Берутся обрывки прошлого, складываются как попало и преподносятся — вот, полюбуйтесь.
Но отнесемся с пониманием и к Джорджу. Он перенес микроинфаркт, врачи сказали ему, что надо радикально изменить образ жизни, направили к психотерапевту, а психотерапевт сказала, что, если он хочет жить, он должен “порвать путы, которые связывают его по рукам и ногам”, и вот он, может быть, в первый раз в жизни стал выполнять то, что ему предписано. Если психотерапевт сказала, что надо расстаться с женой и тогда к нему вернется здоровье, он будет жить полной жизнью, дышать полной грудью, душа наполнится высокими помыслами, и он станет наконец, как предначертала ему Судьба, великим художником и духовным лидером, — так, значит, все и будет, он своему психотерапевту верил.
И правда, несмотря на все перипетии личной жизни, писал Джордж все лучше и лучше. Краски были сочные, насыщенные, он писал цветы, рыб, пейзажи так, точно они принадлежали ему одному, точно они были смыслом его жизни, точно он, может быть, только что сотворил их. В картинах чувствовалась поразительная страсть.
Сейчас они хранятся на складе, набираются сил в ожидании своего часа и своих покупателей. Есть картины, которые теряют свое обаяние после смерти художника, есть и такие, что приобретают еще большую власть над нами. Таковы картины Джорджа. До его разрыва с Сереной я выставляла их в своей галерее, и они продавались быстро и легко. Потом я все их сняла в знак преданности Серене. С тех пор как она живет с Кранмером, в ее доме нет ни одной работы Джорджа, но она платит за их хранение и начала поговаривать о совместной выставке Джорджа (посмертной) и Себастьяна (сидящего в тюрьме), она поможет своим детям устроить ее в Лондоне.
В те далекие дни Серена считала психоаналитиков людьми мудрыми, благородными, открывшими законы счастливой и успешной жизни. И доктор Стайл, по ее мнению, руководствовалась именно этими законами, и когда астрологиня предложила Серене оставить Джорджа и освободить его “жизненное пространство”, именно так она и поступила — переехала из Гроувуда в коттедж в четверти мили от дома. То есть покинула супружеский кров, а именно этого ни в коем случае не должна делать женщина в критических обстоятельствах. Иногда, впрочем, она заглядывала в дом по ночам и ныряла к Джорджу в постель, где он встречал ее вполне гостеприимно.
Однако до нее стали доходить слухи, что какая-то молодая женщина в соломенной шляпе завела привычку сидеть и писать этюды в саду, который разбили они с Джорджем, в тени возле бассейна с рыбками и старинным фонтаном, который не работал, потому что был из антикварной лавки Джорджа. Возле того самого бассейна, любила повторять мне Серена, из которого она каждый год вынимала головастиков, готовящихся превратиться в лягушек, и клала их на каменные плиты, чтобы они могли в первый раз в жизни наполнить свои легкие воздухом.