– Питер поступил так, как было в наших интересах, – сказал Трэвис. – У кого может возникнуть противоположный мотив?
Его слова повисли в воздухе. Снежинки мелькали в свете фар, словно упавшие с небес звезды.
– Нам нужны детали, – сказала Пэйдж. – Необходимо выяснить, с кем встречался мой отец в восемьдесят седьмом году. Мы должны найти одного из этих людей, желательно того, у кого имеется копия «шпаргалки», которая наверняка где-то спрятана.
– Будет почти невозможно найти этот документ, – заметила Кэрри. – Примерно так же сложно отыскать блокнот Уарда, который тот, скорее всего, сжег на пустыре перед тем, как покончить с собой.
Трэвис увидел, как Пэйдж поворачивается к нему. Он посмотрел на нее, и ему не нужно было спрашивать, о чем она подумала.
– «Пробка», – сказала Пэйдж.
– Нора, – ответил Трэвис.
Надежда вспыхнула в глазах Пэйдж и тут же угасла. С одной стороны, Норе будет очень легко вновь увидеть блокнот в своих воспоминаниях – она сама в нем все написала; ей ничего не стоило вернуться и перечитать его в тот момент, который предшествовал исчезновению Уарда. А с другой – «Пробка» могла убить Нору еще до того, как до конца проникнет в ее голову. Но, даже если забыть о том, что отняло жизнь Джины Мерфи, боль, стресс и ускорение пульса уже сами по себе могли оказать негативное воздействие.
– Если получится, мы будем знать все, – сказала Пэйдж. – Но у меня нет уверенности, что процедура пройдет успешно.
– Вы говорите об объекте? – спросила Кэрри.
Пэйдж кивнула и менее чем за минуту объяснила основные свойства «Пробки» – в том числе и историю с Джиной. К тому моменту, когда она закончила свой рассказ, на лице у Кэрри появилось скептическое выражение. Но так реагировали все, кому в первый раз говорили о возможностях «Пробки», пока они сами не пробовали ее действие на себе.
– В любом случае, – сказала Кэрри, – о Норе можно забыть. Она умерла от рака груди в восемьдесят девятом году… – Она немного помолчала. – А если я попробую? В восемьдесят девятом мне было тридцать лет, и я жила в Нью-Йорке. Если все обстоит так, как вы рассказываете, я могу вернуться в то время, доехать до Балтимора и добраться до блокнота без особых проблем.
– Охрана при входе в палату может вам помешать, – заметил Трэвис. – Не говоря уже о самой Норе.
– Я говорю не о том, чтобы пробраться в палату. Можно открыто прийти туда и представиться коллегой Рубена. Это не так, но достаточно близко к правде. И я следила за его работами. Судьба связала меня с «Тангенсом» именно из-за того, что я вращалась в тех же академических кругах, что он и Питер Кэмпбелл. Я и Нору смогу легко убедить. Войти в палату, посидеть у постели Уарда, выбрать подходящий момент и незаметно унести блокнот.
Трэвис посмотрел на Кэрри в зеркало.
– Как ваше сердце? – спросил он.
Она приподняла брови.
– Не слишком хорошо. Всю жизнь у меня был систолический шум. В последние годы он усилился, но этого следовало ожидать.
– Извините за прямоту, – сказал Трэвис, – но ваш возраст сам по себе уже проблема. Мне сорок четыре года, и я думал, что эта штука меня убьет, когда я ею пользовался.
Он не стал доводить свою мысль до конца – нельзя исключать, что Кэрри сможет заставить «Пробку» покинуть ее разум, если у нее начнется сердечный приступ. Что произойдет, если она умрет, пока «Пробка» будет оставаться в ее голове? Выйдет ли «Пробка» наружу сама и вернется ли к кубической форме или останется в голове Кэрри, навсегда утратив свои полезные свойства? Подвергалась риску не только жизнь Кэрри, но и сама «Пробка». И хотя Трэвис ненавидел этот объект, его полезность не вызывала сомнений.
– К тому же этот риск не является необходимым, – сказал Чейз. – У меня появилась идея. Дайте мне несколько минут, чтобы ее обдумать.
Они опять на некоторое время замолчали. Ветер свистел в дыре в крыше и стонал в разбитом заднем окне.
Пэйдж обернулась к Кэрри:
– Вы можете вернуться в Пограничный город вместе с нами. Вероятно, сейчас это для вас самое безопасное место.
После коротких размышлений пожилая женщина покачала головой.
– Если я вам не нужна, то предпочла бы держаться от «Тангенса» как можно дальше. Я могу о себе позаботиться. В прежние годы я сумела отложить достаточное количество денег и завела ряд полезных контактов. Оставьте мне джип, и со мной все будет в порядке…
Она долго молчала, глядя в темноту за окном.
– Я должна еще кое-что вам рассказать… уж не знаю, сумеете ли вы это использовать. Кое-что я случайно услышала примерно через год после окончания расследования «Скаляр». Я направлялась к залу для совещаний и услышала, как Питер разговаривал с одним из пяти человек, которые работали вместе с ним. Вот что он сказал: «То, как мы закончили, получилось не лучшим образом. И если что-то пойдет не так, то очень быстро. У нас будет совсем немного времени, чтобы это остановить». – «Сколько именно?» – спросил его собеседник, и Питер ответил: «Первый знак будет очень серьезным, и у нас останется ровно двадцать четыре часа». Я помню, как он помолчал секунд десять, а когда заговорил снова, показался мне смертельно испуганным. «Да, ровно двадцать четыре часа до конца дороги», – сказал Питер.
Трэвис посмотрел на Пэйдж, и оба остановили взгляды на часах джипа на приборной консоли.
6:05 утра.
Гарнер погиб без четверти десять прошлой ночью – 7:45 по местному времени. Таким образом, конец дороги – что бы ни означали слова отца Пэйдж – наступит в 7:45 сегодня вечером. У них осталось тринадцать часов и сорок минут.
Пэйдж позвонила в Пограничный город и договорилась, что самолет будет ждать их на взлетной полосе аэродрома возле Симаррона. Никакого полетного плана; пилоты попросят разрешения на взлет за пять минут до посадки – на случай, если враг следит за полетами.
Кэрри уже уехала, когда самолет приземлился. Он оставался на земле менее трех минут, и, когда пробил облака и кабину залили первые лучи солнца, Пэйдж попросила:
– Расскажи мне.
Трэвис прищурился.
– В мае семьдесят восьмого мне было десять лет. Для своего возраста я был крупным мальчишкой, коренастым, ростом в четыре фута и девять дюймов.
– Неужели ты серьезно?
– Мы знаем, что Рубен Уард покинул больницу ночью седьмого мая через северный выход, захватив с собой блокнот. Нам известно время с точностью до нескольких часов. И еще Уард был настолько слаб, что едва мог ходить. Он не сможет оказать мне сопротивление. Я выхвачу блокнот и убегу.
– Ты жил в Миннеаполисе. Как ты собираешься пересечь половину страны в таком возрасте?
– Украду машину отца, максимально подвину сиденье вперед. От Миннеаполиса до Балтимора пятнадцать или шестнадцать часов, если я не буду нарушать скорость. А я не собираюсь это делать.