Ждать пришлось долго. Минут десять. Очевидно, звук клаксона немецкого седана не расценивался Змеем как вызов на смертный бой. И как приглашение поговорить тоже. Однако обзывать противника нехорошими словами и заранее настраивать его на негативное отношение к моей персоне мне не хотелось.
Потом Змей выполз. Не знаю, как он должен выглядеть вообще, вне контекста общения с тремя героями русского эпоса, но сейчас выглядел он погано. Говоря, что они его только поцарапали, Илья явно поскромничал.
Шкуру его украшали длинные порезы, некоторые из которых сочились кровью. В тех местах, где кровь падала на землю, земля дымилась. Средняя голова Змея была наспех перебинтована, а правую украшал здоровенный фингал под правым же глазом, по размеру точно совпадающий с размерами палицы Муромца.
– Что? – спросила средняя голова. – Опять? Еще один хочет взбучки?
– Э, – сказал я дипломатично, – Можем мы с тобой поговорить как мужик с…. м…. рептилией?
– Можем, – согласилась средняя. – Только побыстрее. А то у меня головы раскалываются. Утомительное это дело – с богатырями биться. Ты кто такой-то, вообще?
– Сергей.
– На Царевича не похож, – пробормотала левая голова. – Видали мы того Царевича как-то в бою. Дурак, что ли?
– Я тебя обзывал?
– Нет, – вздохнула средняя. – Ты левую прости, она от рождения дурная. Чего хотел-то, Сережа?
– Поговорить. Так сказать, посидеть, покурить, о делах наших скорбных покалякать..
– Дела ваши швах, – сообщила левая. – Богатыри теперь нескоро оклемаются, а без них и Васькиного папы войска вам против хазар не выстоять.
– Надо было этих богатырей совсем грохнуть, – мстительно сказала правая голова. – Взяли моду дубинами махать. Я так думаю.
– Твое место крайнее, – оборвала средняя. – Я центровая, я и думать буду. Кто не согласен, тому шею во сне перекушу. Ясно?
– Ясно, – нехотя сказала правая.
– А тебе? – Средняя голова повернулась к левой.
– И мне ясно.
– Спасибо за внимание, – умиротворяюще кивнула средняя. – С точки зрения выживания меня как вида мы поступили правильно. Мы этих богатырей отмутузили так, что они еще пару месяцев не оклемаются, а как оклемаются, то дважды подумают, прежде чем сюда возвращаться и славы за наш счет искать. Еще и приятелям своим расскажут, что Змей Горыныч – не самая простая добыча. А если бы мы их совсем грохнули, как правая предлагала, что бы тогда было?
– Что? – спросила левая. Мне тоже было любопытно.
– Что, – передразнила средняя. – Вторая Пуническая война была бы, вот что. Богатыри эти – народ мелочный и мстительный, как и все людишки. Сразу бы начали вопить, что, мол, схватка нечестной была, хотя куда уж честнее, трое на трое, что, мол, тварь мы паскудная и надобно бы нас всех извести. И через неделю явилась бы сюда дружинка неслабая, копий этак в пятьдесят, и тут нам либо место жительства навсегда менять, либо совсем с жизнью прощаться. Супротив пятидесяти богатырей ни один Змей не выстоит, Горыныч он или Тугарин какой-нибудь. Я понятно излагаю?
– Понятно, – кивнула левая.
– Правой не слышу.
– Понятно, понятно, – сказала правая. – Я и раньше понимал, что за центрового у нас слабак и пофигист.
– Поговори у меня, – рявкнула средняя. – Так ты чего хотел-то, Серега? Пришел, гудел, теперь молчишь. Странный ты какой-то.
– Перебивать не хотел, – объяснил я свое молчание. – В семейные дела, так сказать, вмешиваться.
– Ты и так в них вмешался по самые помидоры, – ответила средняя голова. – Раз здесь стоишь и базары наши внутренние слушаешь.
– Он вообще странный, – сказала правая голова. – К нам люди почему приходят? Либо на смертный бой вызвать, либо дань принести, чтобы мы не трогали никого. Этот и на бой не зовет, и даров я что-то не вижу. Хоть бы ради приличия корову какую привел, барана или пуд золота притаранил.
– А золото тебе зачем? – спросил я.
– Странный, – констатировала средняя голова. – Золото – оно всегда золото. Хочешь, взятку кому дашь, хочешь, зубы золотые вставишь. Мне вон сегодня два зуба этот Леша Попович выбил. А вам?
– И мне два.
– А мне ни одного, – гордо заявила левая. – Я уворачиваться умею.
– И меня подставлять, – сказала средняя. – Умеешь не спорю. Следующий раз вообще без меня драться будете я спать лягу, понятно?
– Я ж говорю, слабак, – подхватила правая.
Средняя цыкнула, и правая попыталась втянуться в плечи, что, принимая во внимание более чем трехметровую длину шеи, было не так-то просто.
– Я, собственно, по тому же вопросу, – сказал я. – Что и эти трое приходили.
– А они, между прочим, не объяснили, чего приперлись, – вздохнула средняя голова. – Они обзываться начали и на бой вызывать. А сути претензий нам никто не предъявлял.
– Я вообще не приделах, – сказала левая. – Так долго никого не было, я уж думала, забыли про нас. И вдруг сразу трое. И кто? Цвет рыцарства, так сказать. Надежда и опора, так сказать.
– Уроды они, так сказать, – заключила правая голова. – Такие же, как чудо-юдо, только страшные.
– Так чего надо? – спросила средняя.
– Василису отдай, – попросил я.
Правая и левая головы заржали и начали за спиной… затылком средней заплетаться в морские узлы. Средняя почесала макушку кончиком хвоста и прищурилась.
– Так вот оно что, – молвила она. – А я-то думаю, за что такая честь. За Ваську-то они могли, конечно, втроем прийти.
– Так отдашь?
– Не могу, – сказала средняя голова. – Я бы и тем троим так ответила, только они не спрашивали. Бесполезно все это. Не могу.
– Слушай. Ты хоть понимаешь, какая политическая подоплека у всего этого дела?
– Понимаю, – горестно вздохнула средняя.
– Ты хоть понимаешь, что без войска Василисиного отца Тридесятому царству супротив хазар не выстоять?
– Понимаю.
– И что уже через неделю хазары в здешних землях хозяйничать будут?
– И это понимаю.
– Так какого ж лешего ты Василису не отдаешь? Ты ж русский Змей, между прочим, Горыныч, а не Тугарин какой-нибудь хазарский. Так что ж ты против собственного народа-то попер?
– В гробу он меня видал, – сказала средняя голова. – Народ этот. В белых тапочках. И я его там же. Мне что русские богатыри, что хазарские батыры – все едино. Одна головная боль. И нечего мне тут политику партии объяснять, понял? Не могу я Василису обратно отдать.
– Почему?
– Потому что у меня ее нету.
– Здрасте приехали, – сказал я. – Ты ж ее украл? Или это тебя враги оклеветали?