— ЧТО?!!
— Со слов Ощуркова, вчера вечером Петр Николаевич был переведен в общую камеру, где опрометчиво перепил с сидельцами чифиру. В результате: во сне он якобы упал с верхнего яруса, сломал два ребра и получил сотрясение мозга.
— Твою медь! — потрясенно выдохнул Петрухин.
— Толково придумано, — злобно нахмурился Брюнет.
* * *
Районный суд Адмиралтейского района Санкт-Петербурга по старинке продолжал официально именоваться Октябрьским. В комнате отдыха судейских работников до сих пор даже продолжало храниться бархатное красное знамя с вышитой золотом надписью «Коллективу Октябрьского народного суда гор. Ленинграда — Победителю социалистического соревнования». Другое дело, что отныне знамя это являлось многофункциональным и в зависимости от ситуации периодически использовалось то в качестве скатерти, то в качестве одеяла, то как фон для прикольных фотосессий.
Приехавшая на работу критично позже обычного секретарь суда Лиля Левченко с удивлением обнаружила, что Зарины Мирзоевны Дижоевой нет на месте. На столе одиноко стояла ее роскошная сумочка от Louis Vuitton, а в кресле скукожилась небрежно брошенная судейская мантия. «Когда-нибудь и у меня будет такая же», — мечтательно подумала Лиля, с благоговением погладила черное сукно и отправилась на розыски начальницы. Разумно решив начать с комнаты отдыха.
А там сейчас действительно гоняли чаи с пирожными Дижоева и ее коллега — красивая женщина, даром что судья, Виктория Ивановна Устьянцева — та самая фемида-фемина, по вине которой минувшей весной Купцов лишился должности и погон.
— Это черт знает что! Это не суд, а какая-то богадельня, — кипятилась Устьянцева. — За пятнадцать минут до начала такого сложнейшего процесса судье объявляют, что гособвинитель взяла больничный. Ага, как же! Знаю я эти дипломатические болезни в середине декабря. Пару недель на больничном отсидит, потом праздники начнутся. В итоге — полноценный месяц отдыха. А я тут отдувайся. За себя и за того… бабу. А у меня, между прочим, тоже свои планы имеются. Я, может, тоже собиралась недельку взять, чтобы на рождественские распродажи слетать.
— Так Инга заболела? То-то дня три назад я ее на лестнице встретила и действительно вялая была какая-то, рассеянная. Даже не поздоровалась со мной.
— Ай брось! Тоже мне, нашлась заступница. Жива, здорова твоя Зарецкая, ребенок у нее заболел. А что «вялая да бледная» — так это она по жизни такая, млявая. Ты, Зинка, вместо того чтобы заступаться, ищи теперь свободное окно — переносить придется процесс. Да и с присяжными, чует мое сердце, начнутся проблемы. Разбегутся на новогодние каникулы, как крысы с тонущего корабля, а в резерве у нас, если не ошибаюсь, всего одна тетка с кондитерской фабрики.
— Две, — уточнила Зарина Мирзоевна. — Вторая — с завода шампанских вин. О, явилась, не запылилась! Лилька, у тебя совесть есть?
— А что такое? — максимально невинно вопросила с порога Левченко. — Здрасьте всем.
— Здрасьте-здрасьте. Ты на часы давно смотрела?
— Недавно смотрела. Ой, надо же? Первый час?
— Именно! Где тебя носило?
— Судя по приятной толщины фирменному пакету — в «Галерее»? — догадалась Устьянцева. — Легкий шопинг перед работой?
— Ага. Ой! Это что у вас там, пирожные? Откуда?
— Пирожные — после. Сперва похвастайся: чего прикупила?
— Блузку новую взяла. На распродаже. Всего за три с полтиной, представляете?
— Вот когда наденешь — тогда и представим.
Дважды упрашивать Лилю не пришлось. Она и сама хотела, сразу по приезде в контору, еще раз примерить обновку. Повесив куртку на вешалку, Левченко прошла к шкафу, распахнула створку с зеркалом и начала переодеваться.
— Зинк! А как у тебя с делом Казимирова? Есть просвет?
— Да какое там! — вздохнула Дижоева. — Топчемся на месте четвертый месяц.
— А в чем проблема?
— Ключевой свидетель на заседания упорно не является. Работает менеджером по закупкам и постоянно мотается по командировкам в ближнее зарубежье. Словно издевается, вот честное слово!
— Знакомая тема. Хочешь, я попрошу своего Архипова, и он на него «сторожок» поставит? С запретом на выезд?
— А твой Игорь что, правда может?
— Легко! До кучи еще и рассылку в транспортную полицию сделаем. И тогда его, голубчика, прямо в аэропорту примут и к тебе на слушания доставят. Ты мне только персональные данные чиркани.
— Здравствуйте, барышни! — в комнату вошел судья Новицкий, сжимая под мышкой пухлый том дела. То был лысый, обрюзгший, краснорожий мужчинка, приходившийся почти ровесником бархатному знамени. Вот только чуть хуже сохранившийся. И это несмотря на то, что на фоне Новицкого уже давно никто не фотографировался и в постель с ним не укладывался. — Ба-а, чаевничаете? А не рановато?
— В самый раз. Присоединяйтесь, Вадим Спиридонович.
— Ну, если кофейком угостите, то, пожалуй.
— Да мы вас и чем покрепче угостить можем. Зинка, у нас, кажется, где-то коньячок оставался?
— Бутылка в тумбочке, — уточнила Лиля.
Услышав голос за спиной, судья Новицкий повернул голову и лишь теперь узрел доселе скрытую за створкой шкафа секретаршу.
Узрел и — тотчас заалел. Ибо выше пояса на теле Левченко сейчас наличествовал один только бюстгальтер.
— Извините… Я… я не заметил… — засеменив ножками, аки таракан, Новицкий засуетился на выход. — Я попозже… потом загляну.
— Вадим Спиридонович! Куда же вы? — понеслось ему вдогонку.
— Ну что вы, право? — расхохоталась Устьянцева. — Все же свои!
Однако судья Новицкий остаться среди «своих» решительно отказался и выскочил в коридор, громко хлопнув дверью.
Отсмеявшись, Устьянцева достала сигарету, закурила и уже не без легкой грустинки констатировала:
— О чем я и говорила! Какой смысл отмечать день рождения на работе, когда в наличии не имеется ни одного нормального мужика? Вон, от обычного лифчика чуть в обморок не грохнулся. А прикиньте, если бы Лилька его сняла?
— Кого? Этого мухоморыша? — оскорбилась Левченко.
— Тьфу, балда! Лифчик сняла! Уверяю, инфаркт стропроцентно гарантирован!
— Вот так и надо выводить «Новицких» из процесса. Прикиньте, девочки: адвокатша, в качестве последнего аргумента, прямо на процессе снимает с себя…
Лиля не успела докончить свой фантастический рассказ, так как в ее сумочке заголосил телефон.
— Алё, слушаю?.. Ой! Димасик?! Привет, пропащая душа! Как ты?.. Я? На работе… Да ты что? Я бы с удовольствием. А ты где? Щас, погоди… — Девушка прикрыла трубку ладошкой и буквально взмолилась: — Зарина Мирзоевна! Можно я на часик отлучусь? Один знакомый объявился. Сто лет не виделись!