— Алло, Серега!
(По соображениям цензуры в этом месте пропущено порядка трех тысяч слов, описывающих гулянку в двух ресторанах и катание на машинах по ночной Москве в сопровождении случайных знакомых и женщин не самого тяжелого поведения. Сей факт объясняется теми соображениями, что, если в число читателей данного опуса случайно попадет хоть один иностранец, этого будет вполне достаточно, чтобы имидж русского человека упал с просто низкого до запредельно низкого. Ну а русский человек поймет все и без описаний.)
Ага, про свое новое увлечение я не забыл. Катаясь на машинах, мы таки дали два круга по МКАД, хотя Серега все время возникал, какого черта у него рябит в глазах от мелькающих фонарей. Потом я ему все объясню.
Геныч. Какого черта он приперся из Питера? Потому что я ему позвонил? Странно, он был приятным человеком и хорошим собутыльником, но своим близким другом я его не считал. Да и он меня, наверное, тоже. Но, раз уж он приехал, надо нанести ему визит вежливости.
Стоя в очередной московской пробке, я отзвонился на работу и взял отгул, наврав шефу, что поработаю над сайтом с домашней машины, чего, конечно, делать не собирался. Трафик-то платный.
Подъехав к любимому кабаку Геныча, я понял, что он уже внутри. Как? Путем несложного логического анализа. Прямо перед входом в ресторан стоял черный тонированный «Гелендваген» с питерскими номерами.
Стоянка была пустой в это время дня, так что я бросил свою машину рядом и вошел.
Хозяином «Дров» был выходец из маленькой, но гордой страны, расположенной высоко в горах, и звали его Тиграном, что не мешало ресторану быть закошенным под русский трактир начала позапрошлого века. Стены расписаны пасторальными фресками, мебель из грубо оструганных досок, официантки в национальных мини-юбках, традиционные блюда русской и европейской кухни и, как маленькая слабость хозяина заведения, великолепная подборка кавказских вин и коньяков.
Геныч сидел за столом вместе с каким-то незнакомым мне чуваком, очевидно доставившим его в столицу питерским водилой, и налегал на салаты.
Геныч был личностью яркой и запоминающейся В нем было под два метра роста, более ста килограммов живого веса, он носил короткую стрижку, кожаные штаны и полтора килограмма понтов. Разговаривал исключительно по понятиям, прилюдно чесался и рыгал, короче, вел себя как самый настоящий бандит, коим вопреки всему вышеперечисленному не являлся, хотя никого и никогда не смог бы в этом убедить. У него был вполне легальный бизнес, связанный с торговлей авиационным топливом, кроме того, в данное время он пытался построить пивоваренный завод.
Однако все люди, работающие в этой стране и имеющие более-менее приличные деловые достижения, крепко связаны с криминалом.
— Здорово, Гога! — заорал Геныч, едва завидев меня в дверях. — Подваливай!
Я и подвалил. Стол был заставлен яствами, среди которых превалировали салаты и шашлыки. Посреди всего этого великолепия стояла ополовиненная бутылка коньяка. Также на столе был один чистый прибор, очевидно, для меня.
— Гога, это Лева, Лева, это Гога, — представил нас Геныч. — Гога — это мой московский кореш. Лева — это мой питерский кореш. Это он меня сюда привез.
— Слушай, — сказал я, — как-то неудобно получилось, что я тебя сорвал…
— Да ерунда, — сказал Геныч. — У меня все равно в Москве дела.
— Кстати, о делах, — сказал Лева. Был он субтилен, интеллигентен и носил очки. При этом ездил на «Гелендвагене» и ходил в сшитых на заказ костюмах. Из вышеперечисленного я сделал вывод, что как раз он — настоящий бандит. — Я вас покину. Мне тут тоже кое-кого навестить надо. Приятно было познакомиться.
— Взаимно, — сказал я.
— Звякни мне вечером, — сказал Геныч. — После питерской сауны необходимо навестить московскую баню. Для сравнительного анализа.
— Обязательно, — сказал Лева. — Позвоню, как только с делами разберусь.
— Знаю я твои дела, — сказал Геныч. — В «Дорожном патруле» посмотрю. Или в «Петровке, 38».
— Чур меня, — сказал Лева, пожал нам руки и отчалил.
— Хороший он парень. Сидим в бане, все как воланчики, вдрабадан, я говорю, мужики, мне в Москву надо. Он говорит, без базара, надо так надо. Водила — класс. Почти как ты. Пить будешь? — спросил Геныч.
— Буду, — сказал я.
Вообще-то я не сторонник алкогольных напитков, потребляемых днем, да еще и при наличии в ближних пределах собственного руля, но отказать Генычу в такой ситуации было бы невежливо. Хлопну, как говорится, рюмашку, из уважения.
— Что пьешь?
— Коньяк, — сказал Геныч. — Я всегда пью коньяк.
Он набулькал кавказского напитка — мне на два пальца, себе на целую ладонь, и мы сдвинули стаканы.
— Поехали, так сказать! — провозгласил Геныч тост. — Чтоб они сдохли.
Мы выпили. Геныч понюхал кусок шашлыка и положил его обратно на тарелку.
— А ты закусывай, — сказал он. — На меня не смотри. У нас весовые категории разные. Питие — это процесс решения пропорции относительно количества выпитого и массой твоего собственного тела. Если ты напился в дрезину, это не значит, что ты много выпил. Это значит, что ты мало весишь.
— Ага, — сказал я, отправляя в рот кусок заливной рыбы.
— У тебя проблемы? — спросил Геныч.
— Нет, а с чего ты взял?
— Ты пьешь, — сказал он. — А люди пьют либо когда у них проблемы, либо когда на душе хорошо.
— А может, мне хорошо, — сказал я.
— Не похоже, — сказал он.
— А ты почему пьешь?
— Я, — сказал Геныч, — являюсь исключением, подтверждающим правило. Я пью всегда.
— Да нет у меня особых проблем, — сказал я.
— А финансовые?
— Грех жаловаться.
— Личные?
— В смысле?
— В смысле жениться тебе надо.
— Пошел ты, — сказал я.
— Я-то пойду, — сказал он. — Я туда уже не один раз ходил, и, скажу я тебе, ничего интересного там нет. А жениться надо.
— Смысл?
— А фиг его знает, — сказал Геныч, хватая бутылку. — Так принято почему-то. Еще пить будешь?
— Пожалуй, воздержусь, — сказал я.
— Уважаю, граф, — сказал он. — Умеете вы вовремя останавливаться. А я буду.
Он вылил в свой стакан остатки коньяка, произнес:
— Чтоб они сдохли, — и опрокинул коньяк в глотку. На этот раз даже занюхивать не стал.
— Пойдешь ко мне работать?
— Не, — сказал я. Этот вопрос мы с ним обсуждали не единожды и даже не дважды. — Шеф мой слишком меня ценит.
— Я тебя тоже ценить буду, — сказал он. — Твой агрегат там стоит?