— Мне нужно родителей отыскать, — говорила Таня. — Они там с ума, наверное, сходят. Папа, конечно, воюет, а мама с сестрой — даже страшно про них подумать.
— А как ты собираешься найти их?
— Пойду вместе с тобой на восток. Перейдем через линию фронта. А там-то уж сразу найду.
— Я-то с тобой никак пойти не смогу. Мне тут надо оставаться — в тылу у немцев. Работа у меня такая.
— Понимаю… — огорчилась Таня. — А я думала вместе пойдем…
— Вместе мы с тобой под венец пойдем, — отшучивался Синягин, — когда война кончится.
— Мне под венец нельзя, — девушка всерьез воспринимала его слова. — Сам понимаешь, папа такой пост занимает… Не хочется его подводить. Да и тебе не разрешат.
— Ничего. Мы с тобой потом сюда приедем. Нас дед обвенчает.
Шутил, шутил Синягин, а потом решил проводить Таню и Макарова до линии фронта — подстраховать, мало ли что. Пусть живут хорошие русские люди. Он знал, что может спасти от гибели этих двух понравившихся ему людей — Татьяну и майора-летчика. Подобно чародею, он мог благополучно переправить их к своим. Их судьбы во многом были теперь и в его власти, и это наполняло его арийской гордостью, возвращало уверенность в своих сверхчеловеческих качествах. Да, он спасет их! Они будут жить благодаря его воле, его великодушию…
* * *
Синягин продумал свой новый план до деталей и положил себе четыре дня на его выполнение. Главное, действовать так, как его учили в «Бранденбурге»: стремительно, ошеломительно, дерзко.
Для начала он попросил у Романа Михайловича его лучший костюм, который старик приготовил себе на похороны.
— Я верну вам его через четыре дня в целости и сохранности да еще с новым галстуком, — пообещал он леснику, и тот достал из шкафа черный полушерстяной пиджак, сшитый по польской моде начала двадцатых годов. Свою энкавэдэшную форму Синягин спрятал.
В тот же день, выйдя на трассу и остановив немецкую машину, шедшую в Минск с ящиками советской трофейной тушенки, Синягин приехал в город. Без особого труда разыскал отделение абвера и доложил о своем прибытии, кратко описав все, что с ним произошло. Он сообщил, что завербовал и сколотил группу из двух человек для действий в советском тылу. Дал вымышленные имена Макарову и Тане, придумал биографии и план их диверсионной деятельности. Взялся лично переправить их через линию фронта и попросил на время легковую машину. Капитан, который его принимал, связался с его начальством, и Синягин получил карт-бланш. Он взял под отчет пятьсот рейхсмарок на оперативные расходы и первым делом купил себе неброский дорожный костюм, новый галстук для Романа Михайловича, бутылку хорошего шнапса для Макарова и флакончик французских духов для Тани. Все это он нашел в спецмагазине для высших чинов вермахта, куда имели вход и офицеры абвера. Но самое главное, на следующее утро ему дали весьма помятую служебную «опель-олимпию» для того, чтобы он смог перебросить свою группу к линии фронта, а также пропуск для передвижения в полосе военных действий вермахта.
Синягин вернулся на «опеле» туда, откуда и прибыл. Надежно упрятав машину в лесном кустарнике, он возник перед обитателями лесного кордона, как удачливый охотник на немецкие авто. Подарки, выданные за трофеи, порадовали всех, а больше всего, наверное, Таню, которая никогда не знала запаха самых лучших духов в мире.
— Почти как «Красная Москва», — благодарно улыбнулась она Синягину.
— Завтра ночью едем в сторону Орши, а потом рванем на Смоленск, — делился планом поездки тот. — Бои идут уже на территории Смоленской области. Там перейдем линию фронта.
— Может, прямо на машине и в Москву прикатим? — недоверчиво усмехнулся Макаров. — Как-то все у тебя легко и просто. А если фрицы остановят?
— Я знаю, что им сказать, — коротко отрезал Синягин. — Это моя работа.
— Ну, ну… А пистолет-то я с собой прихвачу! — заметил майор. — В дороге пригодится.
Ранним утром они тепло распрощались со стариком и двинулись на Слуцк, Бобруйск и Могилев. От Могилева повернули на Оршу. Никто их не останавливал и не проверял. За ветровым стеклом их «опель-олимпии» алел треугольник спецпропуска, который хорошо знала полевая жандармерия. Макаров только диву давался, как легко и уверенно проезжал Синягин все блокпосты, каким запасливым он оказался, упрятав в багажник пару канистр с бензином и даже большой пакет с бутербродами. За двое суток добрались до Орши и даже дальше.
Никакой линии фронта за Смоленском не было. Немецкие и советские полки, батальоны, роты были перемешаны между селами и городками, как бело-черные фигуры в одной шахматной коробке. Немецкие части проникали намного восточнее русских, русские же вели бои, двигаясь с запада на восток, наносили удары и с севера, и с юга.
Съехав с проселка, Синягин спрятал машину в кустах вблизи проваленного деревянного мостика через неизвестную речушку.
— Дальше надо идти пешком, — сказал он, вылезая из машины.
— Тогда переодевайся в свою форму, — Макаров достал из багажника плотно упакованный сверток, где были уложены отстиранная от крови и зашитая Таней капитанская гимнастерка и синеверхая фуражка.
— Зачем? — удивился Синягин.
— Как «зачем»? Ты что, с нами не пойдешь?
— Ты нас бросаешь? — изумилась Таня.
— Я должен вернуться. Этого требует моя служба, — замялся Синягин.
— Служба службой, но ты хотя бы сдай нас на руки. Подтверди, что мы не праздношатающиеся, не дезертиры… — вертел его фуражку Макаров. — Ты все-таки из органов. Тебе поверят. А потом возвращайся куда тебе надо.
Таня смотрела на него умоляюще. Они оба не понимали, что он и так сделал для них невозможное. Конечно, оставлять их одних в этом лесу — значит, бросить на произвол судьбы. Могут и на немецкий патруль напороться. Тогда им точно — крышка… Такую дорогу зазря проделать. Синягин тяжело вздохнул и стал переодеваться в ненавистную форму…
Они перешли по разломанному мосту речушку и пошли по заливному лугу, держась поближе к опушке. Шли долго, часа три.
И там, где, по расчетам Синягина, должна была располагаться немецкая пехота, навстречу им вышла разведка советского стрелкового полка. Три бойца с карабинами во главе с вислоусым сержантом остановили их и стали расспрашивать, не встречали ли они по пути немцев и свободна ли деревня, которую они обогнули. Макаров осветил им ближнюю обстановку, после чего разведчики отвели «окруженцев» в тыл и передали своему ротному. Смертельно усталый старлей не выказал ни малейшей радости от встречи с соотечественниками, хотя Таня готова была броситься ему на шею от счастья — наконец-то у своих! Первым делом он потребовал документы. Таня протянула ему студенческий билет, Синягин — мастерски сработанное удостоверение НКВД…
— А вы почему без документов? — спросил старшой летчика.
— А мы в полет документы не берем, — сказал майор и добавил веское слово: — Не положено.