— Не смейте так даже шутить, а то завтра по городу пойдут пересуды, что это мы заварили чертову кашу! — прервал его Нахал, шагавший, как и все остальные начальники из красных, в ногу с Пеппоне.
Когда две живые изгороди, тянувшиеся вдоль дороги, закончились, дорога вышла на плоское и голое, как нищета, поле, посреди которого стоял маленький холм, а на нем — Старый Дом. До халупки оставалось не больше трехсот метров, но и отсюда было видно, что она полыхает, как факел.
Пеппоне остановился, и народ окружил его со всех сторон.
Порыв ветра донес запах гари.
— Нет, это не солома, это — бензин!
Люди принялись обсуждать такой странный факт. Кто-то хотел идти дальше, но поднялась волна криков:
— Не делайте глупостей!
В городке и его окрестностях в конце войны подолгу стояли войска, и в доме запросто могли оказаться запасы керосина или бензина, припрятанные каким-нибудь отрядом или просто вором. Поди знай…
Дон Камилло засмеялся:
— Не надо мелодрам! Не верю я всему этому, хочу своими глазами посмотреть, что там происходит.
Он вышел из толпы и уверенным быстрым шагом двинулся к горящему дому. Он прошел уже метров сто, когда Пеппоне в несколько скачков нагнал его.
— Эй вы, поворачивайте обратно!
— А кто тебе дал право совать нос в мои дела? — резко ответил дон Камилло, сдвинув шляпу на затылок и уперев свои страшные кулаки в бока.
— Я вам как мэр приказываю! Я не могу позволить, чтобы гражданин вверенного мне населенного пункта так по-идиотски рисковал жизнью!
— А какой в этом риск?
— Вы что, не слышите, как воняет бензином и керосином? Черт знает, что может оказаться там внутри.
Дон Камилло посмотрел на него подозрительно:
— А ты-то об этом что знаешь?
— Я? Ничего я не знаю. Но считаю своим долгом предупредить вас, потому как если там есть горючее, то может оказаться и что-нибудь еще.
Дон Камилло расхохотался.
— Я понял, в чем дело. Просто ты трусишь, и тебе неприятно, что твои ребята увидят, как тебя учит храбрости такой реакционный попик, как дон Камилло.
Пеппоне сжал кулаки.
— Мои люди видели, как я сражался в горах…
— Ну а теперь надо сражаться на равнине, товарищ мэр. Страх — не один и тот же в горах и на равнине.
Пеппоне поплевал себе на ладони, выпятил могучую грудь и решительно устремился в сторону пожара.
Дон Камилло, наблюдавший за ним со сложенными на груди руками, подождал, пока тот пройдет метров пятьдесят, а затем рванул с места и мгновенно его догнал.
— Стоп! — схватил он его за руку.
— К черту! — вырываясь, закричал Пеппоне, — шли бы вы поливать свою герань, а я пойду дальше. Посмотрим еще, кто из нас струсил.
Дону Камилло захотелось поплевать себе на ладони, но он сдержался, вспомнив, что он — пастырь. Он ограничился тем, что тоже выпятил грудь, сжал кулаки и решительно двинулся вперед.
Они шли плечо в плечо. Расстояние сокращалось, и уже слышалось потрескивание пламени. С каждым шагом оба крепче сжимали зубы и кулаки и искоса посматривали друг на друга в надежде, что другой первым остановится. Оба были полны решимости хоть на шаг, да опередить соперника.
Оставалось восемьдесят, шестьдесят, пятьдесят метров…
— Стоп! — сказал голос, которого невозможно было не послушаться. Оба замерли, развернулись и пустились наутек.
Через десять секунд чудовищный взрыв разорвал тишину, и старый домишко взлетел на воздух, раскрываясь, как огненный цветок.
Они очнулись, сидя посреди дороги. Вокруг ни души — все зеваки, словно зайцы, припустили назад к городку.
Возвращались короткой дорогой. Шли молча, рядом. Вдруг Пеппоне пробормотал:
— Лучше бы я дал вам пойти дальше.
— Ия вот думаю о том же, — ответил дон Камилло. — Какая возможность упущена!
— Если бы я вам дал пойти дальше, — продолжал Пеппоне, — я бы мог насладиться тем, как самый черный в мире реакционер взлетает на воздух!
— Не думаю, — не оборачиваясь, ответил дон Камилло. — Если бы я шел один, в двухстах метрах я бы сам остановился.
— Почему это?
— А потому что я знал, что в пещере под старым домом хранятся шесть бидонов бензина, девяносто пять автоматов, двести семьдесят пять гранат, два ящика боеприпасов, семь пулеметов и три центнера тротила.
Пеппоне остановился и уставился на дона Камилло.
— Ничего сверхъестественного: прежде чем поджечь бензин, я устроил переучет.
У Пеппоне сжались кулаки.
— Надо было вас придушить! — закричал он, оскалив зубы.
— Понимаю, Пеппоне, но меня так просто не убить.
Они пошли дальше. Через некоторое время Пеппоне снова остановился.
— Значит, вы знали, какой был риск, и все равно приблизились к дому на пятьдесят метров, а если бы нам не сказали «Стоп!», шли бы себе и дальше.
— Ясное дело, я знал, как и ты знал, — ответил дон Камилло, — но вопрос-то стоял о нашей личной храбрости.
Пеппоне покачал головой:
— Тут не поспоришь: мы оба еще ничего! Жаль, что вы не из наших.
— Ия вот то же самое думаю: жаль, что ты не из наших.
Около приходского дома они расстались.
— По сути, вы мне даже удружили, — сказал Пеппоне. — Мне этот склад стоял поперек совести, как Дамоклов меч!
— Ты бы поосторожнее с крылатыми выражениями, — ответил дон Камилло.
— Но вы вот сказали, — продолжал Пеппоне, — что пулеметов там было семь, а их было восемь. Кто, интересно, взял восьмой?
— Не волнуйся, — ответил дон Камилло, — его взял я, так что когда случится мировая революция, держись от приходского дома подальше.
— Увидимся в аду, — уходя, проворчал Пеппоне.
Дон Камилло преклонил колени перед Распятием в главном алтаре.
— Благодарю Тебя, Господи, — сказал он, — за то, что ты дал нам команду «Стоп»! Если бы Ты не остановил нас, случилась бы большая беда.
— Да нет, — улыбнулся Христос, — ты ведь знал, куда идешь, и знал, что идти дальше — самоубийство. Ты вернулся бы сам, дон Камилло.
— Знаю, но совсем уж безоглядно доверять своей вере тоже не стоит. Гордыня порой может и погубить.
— Скажи-ка Мне лучше, что это за история с пулеметом? Неужели ты мог взять себе эту богопротивную штуку?
— Нет, — ответил дон Камилло, — было восемь, восемь и взорвалось, но хорошо бы эти там думали, что у меня тоже есть пулемет.
— Было бы хорошо, — сказал Христос, — если бы было правдой. А плохо то, что ты эту штуковину в самом деле взял. Ну почему ты такой врун, дон Камилло?