– Бывает, – солидарно откликнулся Хабаков. Нужно расположить к себе собеседника, глядишь, так и беседа легче пойдет. – Все они такие. Деньги есть – будет мир в доме, а нет – одни скандалы! Ты ведь знаешь Иосифа Марковича Матцингера?
– Конечно, – с готовностью отозвался блондин.
– Расскажи мне подробнее, какие у тебя с ним отношения?
– А какие еще могут быть отношения? – дернул плечом Пономарев. – Шоферил у него некоторое время, вот и все! Хозяином он моим был. «Привези то, отвези это, сгоняй туда». Хотя, надо отдать ему должное, платил он неплохо. Не скупился! Я даже откладывать начал, хотя прежде за мной такого не наблюдалось.
– И что же ты ушел от такой хлебной работы?
– Что значит ушел? Работа сама от меня ушла.
– Как, сама ушла? Матцингер тебя уволил, что ли?
– Помер он, – обреченно махнул Пономарев рукой.
– Вот как… – невольно удивился Хабаков. – Когда же это случилось?
– Пару недель назад. Вот с тех самых пор никакой работы не могу найти. Как отрезало! Шоферское ремесло хоть как-то дисциплинирует, трезвым нужно быть. А тут, когда никакого контроля, там бутылку пива выпьешь, здесь стопку опрокинешь. Ну, и пошло-поехало! Женушка до сих пор не может успокоиться, так я ее допек… Прежде она покладистая была, ласковая… Даже не знаю, что и откуда взялось у бабы!
– Помер, говоришь, – задумчиво протянул Хабаков. – А как это произошло?
– А хрен его знает! Как люди чаще всего умирают? Внезапно! Утром еще огурчик, а вечером уже покойник. Видно, так было и здесь.
– Подробнее можешь рассказать?
– А какие тут могут быть подробности? Иосиф Маркович какой-то коммерцией ведь занимался. Что именно он там делал, я никогда не вникал. Мое дело маленькое… Платил хорошо, и на том спасибо. А помер он в Англии, в Лондоне. Отправлялся туда очень довольный, по какой-то там своей работе. Взял с собой огромный багаж, мы еще потом его на таможне оформляли.
– Что там было, не знаешь?
– Ну, ты даешь, майор! Как я могу знать? Это ведь не мое, чего я буду нос не в свои дела совать. Встретить я его должен был дней через десять. Кажется, он хотел после Лондона заехать еще в Мюнхен… Подъехал, как и положено, а его нет. Прождал часа три, думал, самолет задержался. А когда позвонил домой, то мне передали, что он умер. Тут уже другие хлопоты пошли, нужно было его гроб встречать. Вот так оно и бывает… В общем, до сих пор не могу отойти.
Неожиданно с громким стуком распахнулось окно, и пронзительный женский голос прокричал на весь двор:
– Иди домой, пьянь перекатная! Опять какого-то алкаша нашел! Так и знай, домой не пущу!
– Да успокойся ты. Сейчас подойду. Это ко мне по делу.
– Знаю я твои дела. Надраться с утра, а потом ползком домой!
– Видал, какой голосище! – уважительно протянул Пономарев. – Такие децибелы просто так пропадают! Она ведь самолет может пере-орать, не то что собственного мужа. С ее данными где-нибудь на морском лайнере только гудком работать.
– Думаю, не потянет, – сдержанно улыбнулся Арсений.
– Еще как потянет! Бывает, так заорет, что света божьего не вижу, барабанные перепонки лопаются. Я в артиллерии служил, так мы рты открывали и уши затыкали, когда из гаубиц палили, чтобы контузии не случилось. Так вот, когда моя благоверная начинает орать, я тоже рот открываю, чтобы барабанные перепонки в клочья не разодрало. Бывает, что так и хожу целый день с открытым ртом.
– Незавидная участь.
– А куда денешься? – уныло проговорил Пономарев. – Бросил бы все это, но не в моем возрасте начинать все с нуля… Как-то не то…
– Тоже верно. Так что там по поводу Иосифа Марковича? Значит, неизвестно, как он умер?
– Неизвестно. Сообщили, что преставился, вот и все.
– А когда вы у него работали, случайно не заезжали на Печорского, четырнадцать.
– Еще как заезжал! – уверенно откликнулся Пономарев. – Может, и не запомнил бы, потому что по всему городу приходилось мотаться, но по этому адресу долго его пришлось ждать.
– Когда именно это было? – Майор невольно замер, дожидаясь ответа.
Основательно подумав, Пономарев уверенно ответил:
– Какого именно числа, не скажу, но где-то в июне.
– А сколько пришлось ждать? Помнишь?
– Часа четыре. На следующий день опять туда поехали, и опять долго ждал.
– И что они там делали?
– Какие-то коробки в машину складывали.
– А ты помогал?
– В машине сидел.
– А коробки потом куда отвозили?
– К какому-то его знакомому.
– А кто был с Матцингером, помнишь?
– Трое с ним было. Корсунь был, это мой прежний хозяин и приятель Матцингера. Потом парень был лет тридцати с небольшим, Башкой они его называли, и еще какой-то мужик странный, к тому же малость сутулый.
– Почему странный?
– Шальной, что ли… Глазки у него отчего-то все время бегают, как будто бы виноват в чем-то. В лицо не смотрит и все время взгляд отводит.
– Может, были какие-то особые приметы? Шрам, например, на лице. Ожог…
– Ничего такого не помню. Хотя один разговор припоминаю. Он при мне состоялся в машине, когда этот сутулый вышел. Иосиф Маркович сказал Корсуню, дескать, будь поосторожнее с этим ментом, он ведь сумасшедший.
– А что Корсунь ответил?
– А ничего не ответил, только усмехнулся.
– Что за тип этот Корсунь?
– Такого лучше не трогать. Спокойный как удав, голоса никогда не повышает, но любому сумасшедшему голову оторвет, не задумавшись.
Со стуком распахнулось окно, и пронзительный женский голос спросил:
– Тебя за шкирку, что ли, домой приволочь или ты все-таки сам явишься?! Пьянь подзаборная!..
– Иди, а то ведь и в самом деле притащит, – улыбнулся Хабаков.
– Притащит, – печально согласился Пономарев. – Вот сраму-то будет. Ладно, пойду. Ты женат?
– Женат, – ответил Арсений. – Но у меня как-то все намного проще.
Махнув рукой, Пономарев поплелся в подъезд.
Вернувшись в отдел, Хабаков в который уже раз перечитывал дело Вайнсберга, внимательно рассматривал многочисленные фотографии. У Иосифа Марковича была внешность потомственного интеллигента, а потому трудновато было идентифицировать с тем, что он о нем знал. Но по следственной работе Арсению было известно, что даже маньяки любят рядиться в обличие добрых дядюшек.
Все сходилось. Пономарев подъехал на Печорского, четырнадцать, в тот самый день, когда была ограблена квартира Феоктистова. А значит, именно на его машине отвозилось награбленное добро, которое, если судить по рассказу Пономарева, отправилось впоследствии в Лондон. Оставалось только выяснить, кто был тот «сумасшедший мент».