Я кивнула. Босс продолжал:
— Но что меня удивило, так это детали. Дротиком — при скоплении народа, при громадном количестве охраны, когда у всех отбирается оружие, а остается оно только у…
— У кого?
— Разумеется, у самой охраны и…
— У гладиаторш! — воскликнула я.
— Совершенно верно. У них. Не знаю, есть ли у твоих нынешних коллег в наборе оружия дротики, но по крайней мере один был. И он оказался в черепе Гараняна.
— То есть, — я перевела дыхание, — вы полагаете, босс, что одна из девушек стала исполнителем заказа? И убила этого гастролера из Ростова… перепутав его с Ованесяном?
— Я пока что воздерживаюсь от таких далеко идущих выводов, Мария, — сказал Шульгин. — Больше всего в этой ситуации меня интересует фигура заказчика. Ведь убийство было совершено при большом скоплении народа, престиж заведения мог сильно пострадать. Ведь «Бункер» посещают только о-очень богатые люди. И никто не попадает туда с улицы. Никто, только по членским картам.
— Вы кого-то конкретно подозреваете?
— Пока нет. Все будет зависеть от того, как будут развиваться события с твоим участием. А пока что мне интересен момент с утечкой информации в органы и вписывающаяся в этот момент фигура генерала Бражнина, который, как и всякий гэрэушник, прекрасно умеет заметать следы.
— Еще и какой-то Бражнин, — сказала я. — Как будто мало мне этих Ованесянов, Храмовых больших и малых, а также Камориных и Ген Благовещенских.
— Кстати, Виталик Храмов звонил мне сегодня раза три, — сказал Родион. — У него, видите ли, нехорошее предчувствие. Что-то обязательно должно произойти. Я, конечно, этого доморощенного Нострадамуса успокаиваю, но толку от этого немного. Мария, а что там с трупом? — понизив голос, спросил он. — А то ведь история очень скверная получается.
— Вы имеете в виду труп охранника из «Эдельвейса», который меня выслеживал? Я же говорила, Родион Потапыч, что я отогнала машину и бросила ее на пустыре.
— Скверное дело, скверное, — повторял босс. — Каморин непременно возьмет тебя на заметку. Плохо, что ты вовремя не заметила «хвост».
— Вы бы на моем месте тоже не заметили. Я так вымоталась, что мне в тот момент ни до чего было. Эти гладиаторские пляски похлеще разгрузки вагонов с мукой.
— А ты разгружала? — весело спросил босс. — Нет? А мне вот приходилось. Подрабатывал в юности, так сказать. Всякое бывает в жизни… Вот и ты не думала, что определишься на жительство в бывшую квартиру Деевой и Инны Малич. Надеюсь, эта Вероника Максимовна тебя не признает. Ты ведь теперь Елена Кривошлык, а когда приходила от имени Альберта Эдуардовича, кто была?
— Нина Петровна, — кисло улыбнувшись, ответила я.
Гена Благовещенский ждал меня в спортклубе с претенциозным названием «Царь-девица». Он был в велосипедных лосинах и обтягивающей майке, под которой прорисовывался сухощавый мускулистый торс.
— Ага, вот и наша победительница, — весело сказал он. — А ты карьеру делаешь не по дням, а по часам, дорогая моя Елена Тарасовна. Тебе бы с таким отчеством да и фамилию Бульба, цены бы не было!
— Ты думаешь, смешная шутка? — ответила я. — Не ты первый сморозил, не ты последний. Ладно. А что, Гена, ты у нас информированный человек? Не только танцульки, но и с боевым холодным оружием горазд?
— Я, Леночка, вообще на все руки от скуки. А что тебя в «Бункер» определили, так тут ничего удивительного. Я как увидел, как ты с той Ольгой двигалась, сразу подумал: тебе прямая дорога на арену «Бункера».
— А что, там в самом деле убивают, как в настоящих гладиаторских боях?
— Случается, — кивнул он.
— И калечат?
— Ну куда ж без этого. Бывает.
— Это как же так — в Москве, под боком у правительства и спецслужб, вот такие клубы?
Геннадий рассмеялся.
— Эх ты, Днепропетровск! — сказал он. — Ты думаешь, кто ходит в этот «Бункер» глядеть на натуральные бои? Среди членов клуба есть и из Госдумы, и из аппарата президента… мало ли кто! Да и, говорят, головной босс «Бункера» сам бывший генерал то ли КГБ, то ли ГРУ… черт их разберет! Так что даже если ты пойдешь в газету и подробно расскажешь об этом клубе, то ничего хорошего из этого не выйдет, а клуб никто не закроет. Говорю тебе откровенно, потому что ты теперь сама врастешь в эту структуру. Никуда не денешься.
— Но ведь… но ведь их убивают, — проговорила я. — Это же… в голове не укладывается. Почему никто не пойдет и не заявит в прокуратуру, что ли?
Гена посмотрел на меня с сожалением. Я подумала, что со своей игрой в «дурочку» начинаю немного переигрывать.
— А почему ты не пошла в прокуратуру? — понизив голос, спросил он. — Почему ты, получив халявную квартиру в центре города, подъемные плюс гарантии больших и скорых заработков, не пошла и никуда не заявила? Да потому, что лучшее, что тебе в таком разе светит, это аннулирование твоей регистрации и высылка обратно в твою «незалэжну Украину». Билет в одну сторону, шмат сала, деньги на постельное белье в вагоне и пинок под зад: езжай, дурочка, обратно до дому, до хаты. И прощай мечты о деньгах, о красивой жизни, о положении, о принце на белом коне и так далее. И еще хорошо, если тебя просто вышлют.
— А худшее? — спросила я.
— А о худшем я говорить не люблю. Я — оптимист, — заявил Гена. — Так что идем, драгоценная, приступим к тренировкам. Там, в зале, твоя группа тренируется. Отрабатывает приемы фехтования. Умеешь фехтовать?
— Немного, — сказала я.
— Сейчас проверим.
В группе, состоявшей примерно из пятнадцати девушек возрастом от восемнадцати до двадцати пяти, меня встретили более чем сдержанно, а одна из них пробормотала:
— Новое мясо привезли…
Кажется, я взглянула на нее довольно нелюбезно, потому что она, не меняя ни тона, ни выражения лица, добавила:
— А ты не обижайся, подруга. Мы все так друг друга зовем — «мясо». А то по имени как-то стремно. Мы и между собой-то стараемся не общаться. Нарочно ссоримся. Потому что подружишься, а назавтра тебя в распечатке поместят напротив этой подруги. И изволь!
— В распечатке? — переспросила я. — Как это?
— Узнаешь, — отрезала та, не пускаясь в дальнейшие объяснения.
Тренировка шла несколько часов, а потом я отправилась на новую свою квартиру. Здесь меня встретил включенный свет и шум воды. Да, мне же говорили, что подселят еще одну девушку. По всему видно, это она и есть.
Я вошла на кухню и увидела, что соседка, в новом вишневом халате, стоит у мойки и расправляется с грязной посудой.
— Привет, — сказала я. — Ты со мной жить будешь, да? Я — Лена.
Та обернулась и произнесла:
— А я знаю, что ты Лена. Уже знакомы.