– Ты хочешь надуть Три Ноги? Съесть и не заплатить? Не советую. До шлюпки не доберёшься. Ты с какого корабля?
Бэнсон снова, совершенно не думая, ляпнул:
– С затонувшего.
В компании пиратов кто-то сшиб кружку со стола на пол – так их снова бросило в хохот. А Побирушка не унимался:
– А может, ты решил с Три Ноги на руках побороться? Если победишь – за обед платить не придётся!
В это время сидящий за ближним к Бэнсону столом пират, который всё это время спал, положив голову на руки, не открывая глаз и пользуясь шумом, негромко и быстро проговорил:
– Тебя заманивают. Три Ноги ещё никто не одолел на руках. Он и трактир этот на спор выиграл.
Сказал – и умолк, как будто не просыпался, а в отдалении, как будто из погреба, послышался приближающийся деревянный стук торопливых шагов.
Приковылял, подёргивая костылём, владелец трактира. Притащил прямоугольный медный поднос, уставленный оловянной посудой. Миска с хлебом, ещё одна – с зеленью, солонка, массивная кружка, высокий, покрытый глазурью кувшин, блюдо с двумя жареными курицами и большой железный котёл-горшок с тушёными, судя по запаху, бараниной и овощами. Поднос был, очевидно, очень тяжёл, но Три Ноги нёс его в одной – свободной руке, и край подноса был стиснут его пятернёй, словно железным капканом. После недавно услышанного, Бэнсон взглянул на эту руку с большим значением. Понятно, что этот бывший пират был от рождения наделён редкостной силой. Бэнсон решил, что бороться с трактирщиком он не станет. Но тут вдруг произошло то, что заставило его передумать.
Три Ноги опустил поднос на край стола и, переставляя с него приборы на столешницу, проговорил, посматривая на стоящий в углу топор, замаскированный чёрным квадратом с белым крестом:
– Оружия нет, носишь крест. Ты, наверно, монах. Сто лет вашего брата здесь не было, и вдруг – сразу двое.
Бэнсон едва не вздрогнул, услышав такое, и замер в ожидании новых известий, но договорить Три Ноги не успел. Кто-то из гуляк поддакнул ему, насмешливо и фривольно:
– Да, монахи лет сто здесь не появлялись. То не было не было, а то на пиастр – ведро!
И вновь загремел глупый смех и смёл начисто тему такого важного разговора. Теперь Три Ноги, отсмеявшись со всеми, громко расхваливал достоинства своей кухни. “Как, – думал лихорадочно Бэнсон, – как расспросить трактирщика о монахе, не вызывая подозрений?” По меньшей мере, нужно было хотя бы не дать ему уйти. И Бэнсон решился.
– Ты, говорят, любитель на руках побороться? – спросил он трактирщика, добавив в голос высокомерия.
– Да куда мне, калеке – оживился трактирщик. – Я в пари уже десять лет не вступал. С тех пор, как мне ноги турецким ядром оторвало.
– Эй, Обжора! – поддразнивая Бэнсона, крикнул из темноты Побирушка. – Поспорь с ним на бесплатный обед!
В трактирном зале пронеслись искры азарта и напряжения. Все, прихватив кружки с вином, стали подбираться поближе.
– Испугался, – подыгрывая трактирщику, прокричал Побирушка.
Тот, как будто сдаваясь, сел за стол напротив Бэнсона.
– Ну, – сказал он, демонстративно стуча деревяшками в пол (о, я всего лишь бессильный калека!), – если гость наш так хочет…
И, завернув повыше рукав, поставил правую руку локтем на столешницу.
– Я буду судьёй, – произнёс вставший сбоку на удивление трезвый пират. – Ты согласен? – спросил он у Бэнсона.
Тот отодвинул в сторону горшок с бараниной, так же закатал рукав и выставил правую руку перед собой. Соперники медленно соединили в крест кисти, сжали пальцы. Каждый вытянул свободную руку в сторону и взялся за край стола.
– Значит, так, – сказал судья. – Начинаем по моему хлопку. С места встал – проиграл. Локоть оторвал – проиграл. Оговорите ставку пари – и начнём.
– Если я выиграю, – медленно произнёс Три Ноги, поменяв взгляд с беспомощного и добродушного на злорадный и жёсткий, – ты на три года пойдёшь ко мне в рабство.
– А если я выиграю, – в тон ему сказал Бэнсон, – ты на три года отдашь мне трактир.
Сказал – и увидел, как невесомо, почти неуловимо дрогнули веки соперника. Но тот сдержался и, повернув лицо к судье, медленно, согласно кивнул.
Бэнсон понимал, что он здесь – чужак и что его постараются обмануть, поэтому приготовил себя к любой замаскированной подлости. Так что, когда судья внезапно, без предупреждения хлопнул в ладоши (внезапно для него, но не для трактирщика, которому был явно дан тайный знак), Бэнсон встретил мощный рывок его руки своевременным резким усилием. Так что рука Обжоры вместо того, чтобы поддаться и с грохотом опуститься на доски стола, едва лишь качнулась и даже потеснила немного руку противника.
Кто-то из наблюдавших схватку пиратов изумлённо охнул: все хорошо понимали, что произошло.
– Ставлю пять пиастров, – торопливо сказал охнувший, – против двух – на Обжору.
Три Ноги снова быстро сжал и расслабил веки. Он тоже понял, что вполне может проиграть. Впервые сила его непобедимой руки наткнулась на что-то небывалое, напоминающее несокрушимую каменную стену.
– Два пиастра против пяти – на Три Ноги, – торопливо проговорил один из наблюдающих за поединком.
Однако и Бэнсон понимал, что перед ним – противник, над которым лёгкой победы не будет. Почувствовал и он сопротивление надёжной каменной кладки. И принял единственно верное решение – тратить силы только на то, чтобы выстоять, продержаться до возможной ничьей, чтобы потом пустить в дело свою левую, более сильную руку.
Прошло полчаса. Объявившие ставки пираты, ещё совсем недавно сотрясавшие воздух восхищёнными возгласами, начали недовольно ворчать.
– Они так до утра сидеть будут! – сказал кто-то судье. – Объявляй ничью!
– Ладно, – с досадой махнул тот рукой. – Ничья. – И, поймав выразительный взгляд трактирщика, прибавил, обращаясь к обступившим стол зевакам: – Может, отменим ставки?
В ответ ему полетел шквал угроз и насмешек. Даже те, кто не делал ставок, не желал лишать себя редкого зрелища.
– Ладно, – снова сдался судья. – Меняем руки!
Бэнсон и Три Ноги, отдышавшись и вытерев пот, выставили перед собой левые руки. Сцепили пальцы, замерли. Судья теперь уже не подыгрывал трактирщику. Открыто для всех развёл и с силой схлопнул ладони. Снова мышцы соперников столкнулись и закаменели. Но Бэнсон отчётливо чувствовал, что вторая рука у трактирщика, как у всех праворуких, слабее. Однако он решил выждать немного, измотать противника, чтобы с большей надёжностью использовать своё преимущество левши. И тут он – снова неожиданно для самого себя – нанёс противнику роковой, внезапный удар. Решив пошутить, он поднял глаза на прилагающего все силы трактирщика и неподражаемо искренним тоном спросил:
– Ты начал?
Кто-то из пиратов, первым оценив шутку, оглушительно захохотал, а Бэнсон почувствовал, как в дополнение к страху и неуверенности у трактирщика прибавились негодование и злость. И это раздёргало его волю и, безусловно, ещё больше ослабило. Три Ноги подыскивал подходящий, остроумный и хлёсткий ответ и отвлёк сознание от поединка. И проиграл его – не в медленной, трудной борьбе, как это бывает чаще всего у равных по силе противников, а в долю мига, поддавшись резкому внезапному натиску Обжоры.