— Где-нибудь здесь, — решил, немного размыслив, Регент. — В монастырь везти далеко. Что скажем, если встретим, полиции?
Шурша галькой, торопливо шли берегом моря назад.
— Когда теперь снова можно будет подготовить экзамен? — спросила, приводя шпагу в порядок, Адония.
— Сейчас посмотрим, — сказал Цынногвер, передавая тяжёлую ношу Фердинанду.
Подошёл к лежащим «пиратам». Каждого перевернул, внимательно посмотрел. Пальцем молча указал Фердинанду на входы ударов.
— Считаю, экзамен сдан, — сказал он с вопросительной интонацией.
— Так! — ответил, подбрасывая и поудобнее укладывая на плече тело «экзаменатора», Фердинанд.
— Решено. Ох, как от патера попадёт за то, что троих в сторону Адонии упустили!
— Да пустяки это, братцы. Перед патером я за вас заступлюсь. Только я сейчас спать лягу, ладно? Такое чувство, будто по мне табун лошадей пробежал.
— Конечно, забирайся в возок. Этого мы через седло перекинем. Всё, что надо, сами уж сделаем. Спи.
— Так, так. Но как неожиданно всё получилось!
ЕДИНОРОГ
Цынногвер, Фердинанд и Адония вернулись в родную обитель. Патер, «узнав» о том, какие изменения внесла судьба в первый экзамен его воспитанницы, разделил свои эмоции поровну: во-первых, строго выговорил капитанам за небрежное отношение к такому важному поручению, во-вторых — выразил Адонии скупую, взрослую, а оттого ещё более ценную похвалу.
В тот же день он пришёл в подвал и говорил, отправляя слова в тёмный угол:
— От убийства, совершённого в состоянии растерянности, слепого, сумбурного, до убийства осознанного, подготовленного — один шаг. И этот шаг она завтра сделает! О, как л умён, дальновиден и терпелив… И никто, никто не может этого оценить.
На следующий день, утром, Люпус, многозначительно строгий, пригласил Адонию проследовать с ним в один из подвалов.
— Что здесь такое? — озадаченно и даже испуганно спросила Адония, увидев длинный ряд клеток с находящимися в них живыми людьми.
— Это зал номер девять, — сообщил, мерно шагая, монах. — Здесь содержатся наши враги. Негодяи, убийцы.
— Но вот там — женщины! И, кажется, у одной ребёнок!
— Это родственники врагов. Немного позже ты всё узнаешь. Забудь на время о них. Вот кто нас интересует сегодня.
Они подошли к каменному мешку, одна из стен которого была той же, собранной на клёпках, железной решёткой. Внутри этой камеры находился только один человек.
— Посмотри на него, — сказал Адонии Люпус. — Я нарочно приказал, чтобы его побрили.
— Что происходит? — хрипло спросил сидящий на подстилке из соломы хорошо освещённый факелом человек. — Месяц, как меня стали прекрасно кормить. Уж не собираешься ли ты меня выпустить, добрый монах?
— Собираюсь.
— С чего бы?
Люпус не ответил ему. Кивнув спутнице, он направился к выходу из подвала.
Пришли в залу Адонии. Патер равнодушно переступил через подбежавшую приласкаться кошку. Адония присела на край кровати.
— Ты помнишь его? — спросил Люпус, не оборачиваясь, тяжело опираясь морщинистыми руками на широкий подоконник. — Это Джаддсон.
Адония, шумно вздохнув, порывисто встала с кровати, но тотчас села обратно.
— Да, — со сдерживаемым напряжением в голосе сказала она. — И манера говорить, и лицо, и имя. Из всех незнакомых людей, которые были на той поляне, я запомнила только его, патер. Хотя до этой минуты, встретив на улице, я бы прошла мимо.
— Видишь, я сохранил не только твою маленькую отцовскую шпагу.
— Он… Действительно убийца моих родителей?
— Да. И сам этого не скрывает. Ты помнишь, как он хотел повесить тебя? Под тем предлогом, что ты, когда вырастишь, будешь мстить?
— Да! А мама кричала, что я не буду мстить, потому, что я — девочка.
— Да. А я купил тебя у него. К сожалению, я не мог отменить поединок, поскольку твой отец был дворянином. Но после того, как Джаддсон убил твоего отца, я был не вправе отпустить убийцу.
— И он сидит здесь целых двенадцать лет?! И вы, патер, так далеко смотрели в будущее?
— Детям свойственно вырастать, девочка. Я знал, что вырастешь однажды и ты. Фердинанд и Цынногвер рассказали подробно, как ты выдержала бой с тремя пиратами. Сейчас я спрашиваю тебя: готова ли ты к ещё одному поединку?
— Я готова к этому поединку, патер. Честному, благородному. Как того пожелал бы мой отец. Сегодня?
— Нет, завтра. Чтобы поединок был действительно равным, Джаддсон должен потренироваться. Всё-таки двенадцать лет он не брал в руки шпагу. Так что завтра вечером, в башне. Я очень беспокоюсь за тебя, дочь моя. Но две вещи позволяют мне сделать это: во-первых, так действительно пожелал бы твой несчастный отец. А во-вторых — я помню о том, что стало с тремя пиратами.
Он отступил от подоконника, прикрыл высокую цветную створку и тихо вышел.
Адония встала, прошла к окну, машинально приоткрыла его. Невидящими глазами глядя вниз, прошептала:
— Как же медленно иногда приближается «завтра»!
Вечером следующего дня патер и его воспитанница вышли на кольцевой балкон внутри башни. Снаружи она была залита светом опускающегося к горизонту солнца, а здесь, внутри, уже плавали сероватые сумерки. Внизу, в центре обширного ристалища стоял Джаддсон. Заслышав шаги, он, задрав голову вверх, громко крикнул:
— Что ты задумал, монах?
Ему не отвели. Появившиеся через минуту Цынногвер, Фердинанд и ещё кто-то из капитанов спустили с балкона, наклонив наискосок, лестницу. Адония, сделав несколько глубоких вдохов, пошла по ней вниз.
— Ты помнишь своего соседа, Джаддсон, — проговорил сверху Люпус, — собака которого укусила тебя? Которого ты потом убил в поединке?
— Как не помнить, монах! Ведь ты, подлый змей, сразу после этого меня здесь законопатил!
— Я считаю, что ты предчувствовал судьбу, когда опасался наследника.
— Что?! — в крайнем изумлении проговорил Джаддсон, уставившись на спустившуюся в ристалище синеглазую девушку. — Это та самая?
Адония посмотрела наверх. Регент сбросил ей шпагу, которую она цепко поймала в воздухе. Сбросили шпагу и Джаддсону.
— Ты сам говорил, что она вырастет и будет мстить!
— Мне предлагается поединок? Ты это серьёзно, монах? Она же ребёнок! Хилый птенец!