— Так это всё — наш Филипп?!
— В основном он.
— Как стыдно, — покраснев, прошептала Адония. — А я тут нос задираю. Доска моя висит первой…
— А Филипп, значит, тебе даже не намекнул? Молодец.
— Скажите, патер, — вдруг попросила всё ещё красная от стыда Адония. — Можно, чтоб этим третьим с нами поехал Филипп? Право, он мне симпатичен.
— Что ж, — кивнул, подумав, монах. — Хорошее разрешение моей трудной задачи. Стало быть, и не Глюзий, и не Цынногвер. Ну, пусть так и будет.
— Когда отправляемся, патер?
— Думаю, через неделю.
— А Маленький знает?
— Ещё нет.
— Можно, я скажу ему?
— Конечно, скажи.
И Адония, наскоро поклонившись, выбежала из столовой.
БРОНЗОВЫЙ ЛУЧНИК
Никому из своих подданных Люпус не сообщил о той острой тревоге, которая заставила его покинуть надёжное логово и отравиться в длительное, с неясным маршрутом и бесцельное, на первый взгляд, путешествие. Тревогу вызвало то, что два его отряда, две проверенные, опытные разбойничьи шайки — произнести страшно! — исчезли, растворились не в таких уж бескрайних просторах Англии; пропали до последнего человека.
Молодая семейная пара, а с нею старик и невзрачный, с унылым взглядом подросток не спеша ехали в том направлении, куда убыли в своё время исчезнувшие отряды. Люпус с болезненным, острым вниманием искал видимые лишь посвященному взору следы.
Четверо всадников приближались к небольшому торговому поселению.
— Люгр! — оповестил спутников тот, кто был очень похож на рыцаря, как их изображали художники романтической древней эпохи: свободно отпущенные тяжёлые плечи, прямая, чуть отклонённая назад спина, аристократическое, с мужественными чертами лицо.
— Большой город? — торопливо поинтересовался ехавший сзади подросток.
— Если ехать нашим шагом, — рыцарь легко развернул в седле тяжёлое тело, — минут через десять-двенадцать выедем с другой стороны. Сейчас будет рынок, сразу за площадью — церковь, дома, караульная башня, потом снова дома, да, дом аптекаря, знатный аптекарь в Люгре, в самом конце — трактир. Так. Потом водяная мельница, дом мельника… Всё. Выезд.
Пока он произносил эти слова, ехавшая рядом с подростком, одетая в мужскую дорожную одежду девушка вполголоса проговорила:
— Обедаем не в трактире, а у реки. Две гинеи.
— Идёт! — выговорив одними губами, согласился с ней юный спутник.
В эту минуту рыцарь обернулся к ним и, как будто подслушав, громко сказал:
— Обедаем в трактире!
Подросток немедленно ткнул девушку в бок и радостно прошипел:
— Проспорила!
В васильково-синих глазах пронеслась лёгкая искра досады. Девушка, выщипнув из плотных гнёзд в кожаном поясе пару золотых монет, с силой бросила их вверх и, дав лошади шпоры, ушла вперёд. Мальчишка, так же взбодрив лошадь, вытянул руку и ловко поймал падающие сверху монеты.
Уже перед самым въездом в Люгр, догнав спутницу, подросток, дразня, показал ей проигранные гинеи. С надменным сочувствием взглянув на него, девушка вытянула из пояса ещё две точно таких же монетки и, привстав в седле, небрежно бросила их в дверной проём пустующей караульной будки. Подросток, слегка покраснев, отвернулся и с деланным безразличием стал смотреть в сторону.
Город, действительно, проехали быстро. Показался обещанный Филиппом трактир. Здесь все, оставаясь внешне спокойными, добавили во взгляды внимательности. У забора, обессиленно к нему привалясь, стоял человек с обезображенным, залитым кровью лицом. Он поднёс ко рту руку, не выплюнул, а с усилием выдул в неё осколки передних зубов, коротко простонал и, закатив глаза, сполз на землю.
Длинное бревно коновязи было свободным. Путники спешились и привязали всхрапывающих лошадей. Филипп вошёл в трактир первым.
Трактир был пуст: всех посетителей, как угадывалось из ситуации, распугала компания полупьяных, громко хохочущих моряков. Войдя с яркого света и не привыкнув ещё к полумраку, Филипп не разглядел самого предмета, но увидел взмах одного из матросов и, быстро выставив ладонь на траекторию, поймал летящую в его голову тяжёлую оловянную кружку.
— О, этот — ловкий! — восторженно выкрикнули за столом, составленным из двух или трёх.
Филипп, не обращая внимания, сунул кружку в карман и, пройдя в дальний угол, негромко позвал:
— Хозяин!
Его спутники, благополучно миновав дверь, также прошли в дальний угол. Их появление вызвало у моряков взрыв восторга.
— Какая послушная! — проорал кто-то из них, указывая на откинувшую капюшон Адонию. — Как собачка! Вошла — и тут же к дружку…
— Эй! Собачка! Фью-фью-фью, синие глаз-ки!
Хозяин трактира, опасливо оглядываясь на буянов, бочком подобрался к новоприбывшим.
— Неси всего, что есть из горячего, — сказал ему Филипп, — потом окорок, сыр. Зелени побольше. Вина не нужно.
— Ой, он вина не пьёт!! Младень-чик!..
— Как твою собачку зовут?…
— А мы её сейчас потрогаем за жи-во-тик!..
Трактирщик уставил стол смелых посетителей блюдами и поспешил скрыться в кухне.
— Их восемь, — негромко сказала Адония, принимаясь за трапезу.
— Да, ровно восемь, — кивнул Филипп и понимающе переглянулся с Маленьким.
Они неторопливо ели. За столами матросов стало тихо: там, поспешно очистив столешницы, с затаённым азартом бросали кости.
— Я выиграл! — вдруг проорал молодой, коренастый матрос. — Я первый трогаю, что она там напихала под кофту!
Грубоватое, деревенское лицо его искривила пьяная шальная ухмылка. Встав, он направился к дальнему столику.
— Ну что, — ласково посмотрев на него, спросила Адония. — Потрогать пришёл?
Филипп и Люпус, и Маленький спокойно ели, как будто и не затягивали их компанию в неминуемую, неравную драку.
— Что ж ты, трогай!
Адония, схватив руку озадаченного матроса, прижала её к груди.
— Вот, ничего не напихала. Всё своё. Вот и здесь то же.
Матрос, отвалив челюсть, с дурашливым ликованием повернулся к товарищам.
— А следующего что ж, не выбрали? — укоризненно — весёлым голосом произнесла «собачка». — Вдруг им опять окажешься ты?
И, выставив из-под стола ногу в длинном ботфорте, жёстким и сильным, совсем не женским движением ударила матроса ниже спины. Едва не свалившись, он пробежал два шага, обернулся.