Закончив осмотр дудочки, Буба приложил её к губам и подул, и дудочка откликнулась долгим мелодичным звуком. Гусиный пастырь улыбнулся ещё счастливее. Он любил извлекать из дудочек самые затейливые мелодии, так что его приходили слушать взрослые девушки, и иной раз, послушав, вздыхали: «Эх, Буба, не будь ты дурачок, какой был бы парнишка славный…».
Вдалеке заиграли, зазвенели колокола Киевской лавры, невидимой из-за густого ракитника на этом берегу Днепра, и тотчас отлкикнулись на все лады колокола прочих киевских церквей. Буба улыбнулся совсем уже блаженно, потом снова приложил дудочку к губам и заиграл, вплетая тоненьктй голос свирели в далёкий перезвон, плывущий над миром. Сегодня положительно счастливый день. Сегодня он точно полетит в небеса…
За звуками музыки и благовестом далёких колоколов Буба не заметил, как изменилось шуршание камышей, став тревожным. Гуси, плававшие возле самого берега, дружно загомонили и поплыли прочь от греха. Шум и треск быстро приближались, послышался слитный топот множества копыт, и в следующее мгновение прямо на блаженного выехали всадники. Буба опустил свирель, с улыбкой разглядывая людей, судя по виду, нездешних.
— Ты кто такая, а? — спросил один из них, черноусый, в круглом железном шлеме.
— Буба. — дурачок улыбнулся шире. — Гы!
Пришельцы переговаривались на неизвестном языке, один из них кивнул, и сидевший на низкорослом мохноногом коньке черноусый достал кистень — железный шипастый шар на цепи, прикованный к короткой деревянной рукояти.
— Лодка где много большой, а?
— Гы!
Старший отряда поморщился, кивнул черноусому, и тот, больше ни слова не говоря, с размаху ударил блаженного по голове. Брызнули мозги и кровь, и гуси вновь загоготали, оплакивая гибель своего пастыря.
— Может, всё же стоило его взять и допросить, Цаган?
— Брось, брось! Разве не видно, что это безумный дурак, что он может рассказать? Поедем вдоль берега и сами найдём. Не может быть, что все лодки урусы успели угнать на тот берег!
— Татары!
Вестовой ворвался в покои князя Михаила, как будто на нём горела одежда.
— Чего орёшь, как блажной? — осадил его князь, повернувшись от стола, на котором разбирал деловую переписку.
— Татары на подходе, княже… — парень дышал тяжело, как будто не на коне скакал, а бегом прибежал с новостью. Михаил усмехнулся. Ещё два года назад мало кто в стольном граде Киеве знал это слово. Быстро учатся русские люди, и не всегда хорошему…
— А ну встань как следует и доложи внятно! — возвысил голос князь.
— Прости, великий князь, — вестовой взял себя в руки. — Полчища татарские на том берегу Днепра, и на этот берег переправиться норовят…
— Полчища, это сколько?
— Несчитанно, княже!
Михаил встал.
— Видно, штаны замочил ты, парень! Несчитанно — это не ответ! Ладно, иди, придётся мне самому пересчёт вести, видно!
У крыльца молодой кметь уже держал под уздцы коня, приготовленного для князя. Рядом гарцевал воевода киевский Дмитр Ейкович.
— Доброго здоровья, княже! За день добрый молчу…
— Поехали! — князь Михаил вскочил в седло.
Маленький отряд галопом промчался по улицам Киева, распугивая кур, копошившихся в мусоре. Люди тоже выглядели встревоженными, где-то вопила баба — страшная весть уже облетела город.
На крепостной стене, выходившей к Днепру, уже стояли вооружённые люди из городской стражи. Михаил Всеволодович одобрительно кивнул воеводе — хорошая выучка у людей, это верно. Известно ведь, как порой немалые города гибли от нерасторопности и беспечности стражи. Городская стена неприступна, когда на ней полно воинов. А так — забрасывай кошки железные, и айда по верёвкам наверх, захватывай ворота врасплох, распахни, и вот уже поток врагов вливается в город…
— Вот они, княже, — Дмитр разглядывал снующую на том берегу вражескую конницу. — Не видал прежде, каюсь…
— Наглядимся ещё, как мыслю, — усмехнулся князь, тоже разглядывая вражеские полчища. — А ведь не так и много их, а, Дмитр Ейкович?
— Думаю, тысяч с полста, ну, может, шестьдесят от силы, — уже прикинул опытным взором воевода. — Все тут или ещё подойдут?
Сзади послышался топот ног — по лестнице взбирался всё тот же парень-вестовой.
— Послы татарские у Золотых ворот, княже! Впустить просят… ну, то есть…
— То есть или просят? Точно говори!
Парень облизнул губы.
— Если точно, то велят, великий князь.
— Ну вот, другое дело, — усмехнулся Михаил. — Ну пойдём, поглядим на сих послов-приказчиков. Воевода, ты покуда к ляцким воротам конных воев стяни, какие есть.
— Сделаем, княже! — ухмыльнулся Дмитр. Опытному воину не нужно было объяснять замысел. Действительно, что тут непонятного…
У Золотых врат, главных в стольном граде Киеве, уже собралась огромная толпа. Михаил опять порадовался про себя — люди собрались не просто так, а все как один с оружием. У кого меч, у кого рогатина, а у кого плотницкий топор или даже дреколье, но никого нет с пустыми руками. Ну, мы ещё повоюем…
— Ну, мы ещё нынче повоюем! — неожиданно подмигнул князь витязю из ближней охраны. — Впустите господ послов!
Наружные ворота, обитые золочёными листами металла, мягко распахнулись, без малейшего скрипа — недаром петли ворот смазывали каждодневно жиром морского зверя, закупаемом в Новгороде. Внутренняя решётка, однако, оставалась опущенной, и стоявшие перед воротами пятеро послов недоумённо смотрели на неё.
— Вепша! — окликнул князь.
— Тут я, княже! — отозвался штатный толмач, состоявший при княжеской свите.
— Спроси господ послов — верно ли, что боятся они ворот городских? А то мы им верёвку сверху спустим, ежели им так привычнее…
Громовой хохот покрыл последнее слово князя, и у Михаила окончательно отлегло на душе. Нет, с таким народом отределённо можно воевать!
Толмач громко прокричал через решётку слова на странном гортанном языке, и монголы, очевидно, дожидавшиеся, когда уберут решётку (а может, и ковёр расстелют?) переглянулись и разом двинулись вперёд. Громадные створки, толщиной в локоть с четвертью, захлопнулись за ними с тяжким гулом. Монголы остановились возле решётки, с любопытством и высокомерием разглядывая толпу горожан.
— Неужели жители города так боятся нас? — заговорил по-русски, хотя и с сильным акцентом, один из послов. — Нас всего пятеро, великий коназ Магаил. Пока пятеро.
Михаил кивнул, и решётка плавно взмыла вверх. Вся пятёрка послов разом двинулась вперёд — чувствовалась выучка прирождённых всадников, с малых лет сидящих в седле.
— Великий хан Менгу шлёт тебе большой привет, коназ Магаил, — вновь заговорил, по всему видно, старший из послов.