«Да вон в той комнате. А это специально для тебя».
«Вот за это спасибо, — сэнсэй опробует пуфик, изготовленный мной только вчера. — Не особо люблю сидеть на полу. Динна, время идёт».
«Разве ты тут главный?»
Я улыбаюсь.
«Правда, Динна, показывай. Мы с нетерпением ждём».
«Как скажешь, начальник».
Труба, проходящая вдоль стены тоннеля, страшно холодная, и капли росы бисером покрывают её. Я тщательно слизываю эти капли немеющим от холода языком. Если лизать долго и усердно, жажда отступает…
Да, вопрос с водой удалось решить. Вот с едой решить вопрос будет посложнее… Сколько я смогу продержаться без пищи?
Семь тысяч сто восьмидесятый оказался прав. Не то чтобы ЭТО было сном. Нет, я находился в полном сознании. Бред? Галлюцинация? Не то, не то!
…Я смотрел в тёмную глубину погашенного экрана и не узнавал собственного отражения. Потому что оттуда, из-за тонкой грани, на меня смотрел ЧУЖОЙ.
«Ты… Ты кто?!»
«Я твой Внутренний голос».
Шерсть на моём теле встаёт дыбом… Великий Разум, какая шерсть?! У Истинно Разумных на теле нет ничего! Это не моё тело… Это не мой разум!
«Спокойней, спокойней. Ты не сошёл с ума. Просто так надо».
Я понемногу беру себя в руки.
«Это ты… беседовал… с Семь тысяч сто восьмидесятым?»
Пауза.
«Я. Но его больше не будет».
«А я?»
«А вот это зависит от тебя…»
…Мы беседовали довольно долго. Потому что, когда я включил экран, проверка всех систем уже заканчивалась.
— Семь тысяч сто восьмидесятый, на связь! — я подношу интерком ко рту.
— Да, мой господин! — разумеется, в эфире Семь тысяч сто восьмидесятый соблюдает субординацию.
— Проверь-ка лично центральную камеру. Прямо сейчас. Да поторопись, скоро пора начинать продувку аргоном!
— Хорошо, мой господин!
Несколько мгновений я сижу, потом протягиваю руку и начинаю тыкать в клавиатуру, одну за другой отключая системы защиты. Аварийное гашение реакции… система охлаждения… пожаротушение… Всё. Обратной дороги нет.
Я скрипуче рассмеялся. Как будто раньше она была… Всё, что мне светило, — это дожить до завтра. Как и всем Истинно Разумным. Теоретически можно было, конечно, признаться в совершённом должностном преступлении… Нет. Этот способ самоубийства слишком мучителен. Семь тысяч сто восьмидесятый прав — горящий натрий гораздо милосерднее Санитаров и уж тем более Особой службы.
Впрочем, у него есть плазменный разрядник, так что Санитарам его в любом случае так просто живым не взять, если что. Интересно, где он раздобыл такую игрушку? У меня он тоже имеется, но я же трёхзначный… Вот мой ярко-синий комбинезон — это плохо.
Впрочем, комбинезон — ерунда. Самое скверное — это вживлённый датчик-микрочип. С его помощью можно отыскать данного номерного в два счёта, где бы он ни находился. Таков порядок с древнейших времён. Хотя… Ещё в воспиталище для высших разрядов болтали, что в древние времена приборчики контроля имели вид крохотных коробочек в кармане комбинезона… Впрочем, кто может знать точно? Сведения из древней истории Оплота доступны лишь Бессмертным, Носящим имя…
Однако этот Голос прав. Это двенадцатизначным не обмануть примитивный датчик. Я выдвигаю ящик стола, достаю небольшой изящный прибор, легко умещающийся в ладони. Приложить ко лбу и нажать кнопку, всего и делов… Датчик необратимо выйдет из строя. Разумеется, спустя несколько минут должны появиться Санитары, чтобы выяснить — что такое случилось с Пятьсот двадцать пятым? Пожалуй, даже не одни Санитары, а и Особая служба. Фигура немалая, трёхзначный, главный инженер гигантской стройки…
— Мой господин, здесь Семь тысяч сто восьмидесятый. Я на месте.
— Хорошо.
Мне почему-то очень хочется попрощаться с Семь тысяч сто восьмидесятым. Почему? Какой смысл тратить слова на коллегу, которого больше никогда не увидишь?
— Прощай, Пятьсот двадцать пятый, — скрипит интерком.
Тяжкий удар потрясает здание, бетон стены змеится трещинами. Спохватившись, я прикладываю прибор ко лбу и нажимаю кнопку. Всё. Отныне я официальный покойник…
Гул и треск чудовищного пожара нарастают, слышатся скрежещущие вопли. Уже спускаясь по лестничным маршам аварийного выхода, я вижу спину какого-то улепётывающего работничка. Момент донельзя подходящий, тут Голос прав — сейчас вряд ли кто обратит внимание хоть и на самого Повелителя Вселенной. Ага, а вот и люк!
Крышка люка с лязгом захлопывается над головой, отсекая меня от мира живых. Зажав в зубах пальчиковый фонарик, я спускаюсь по стальным скобам, уже чуть тронутым ржавчиной. Этот технологический тоннель проходит очень глубоко, ниже уровня заглубления самого реактора. Если корпус-стакан выдержал, горящий натрий на этот горизонт не проникнет… А если нет? Что ж, тогда я пойду вслед за Семь тысяч сто восьмидесятым.
И снова внутри у меня шевелится какое-то новое, незнакомое ранее чувство. Мир тебе, Семь тысяч сто восьмидесятый. Я тебя… как это… ну… забыл…
«Я знал, что в вашем мире нет слова…» — шелестит в голове бесплотный голос. — «Но то, что уже почти никто не помнит слова «я тебя уважаю»… Как же вы намеревались жить дальше, существа, именующие себя Истинно Разумными?»
…Шлёпающие шаги заставляют меня внутренне сжаться. Я прекращаю облизывать холодный алюминий трубы и тенью шарахаюсь в ближайшую нишу. Обходчик, всё понятно… Заметит или не заметит? Если заметит, придётся его…
Я внутренне усмехаюсь. Его-то легко. А потом Санитары обнаружат тело, и начнётся охота. Если даже убрать этого бедолагу без помощи разрядника, погоня будет с применением технических средств. Ну, а как только обнаружится, что у преступника есть настоящее оружие, в тоннели запустят боевых роботов…
Это агония. Пора, наконец, признаться — бегство было лишь небольшой отсрочкой. Одиночке не выжить в этих тоннелях, в этом страшном мире. Оплот Истинного Разума беспощаден даже к законопослушным своим обитателям. Что говорить о преступниках?
Шаги прекратились. Я прекращаю дышать. Рубчатый цилиндр плазменного разрядника в руке стал скользким…
— Изгой, ты где?
Голос звучит дребезжаще. Значит, так… Он знает. Я поворачиваю кольцо предохранителя, кладу палец на спусковую кнопку…
— Пятьсот двадцать пятый, ты где?
Меня пробирает дрожь. Постой… Откуда он знает?!