— Обозвали хамом! — радостно сообщил он компаньону, и, пока тот со скорбной миной застегивал воротничок, собираясь на свою каторгу, быстренько написал:

«…не спрашивайте, не надо ли вам похудеть, или, наоборот, набрать вес. Не справляйтесь больше одного раза, нравится ли поклоннику ваше платье или безделушка. Если бы его интересовали платья, он проводил бы время с журналом мод. Однажды я долгое время состояла в переписке с молодой особой по имени N., обладавшей весьма достойными формами, но…»

М.Р. пришел ближе к ночи, несчастный, измученный, и начал следующую главу:

«…Не старайтесь намеками узнать о его прошлых романах. Намеки очень легко понять, а интерес к вам ослабнет. Одна моя приятельница, О., призналась, что ее помолвка расстроилась после того, как она устроила безобразную сцену, допытываясь о его отношениях с некой особой…»

Наконец, наступил день, когда Джейк сказал:

— Старая сплетница.

И поставил последнюю точку.

— Надо же, как можно не любить женщин, — Дюк рассматривал рисунки, как раз сегодня полученные от художника.

Рисунки весьма наглядно демонстрировали перечисленные в брошюре недостатки и промахи.

— Как бы нас барышни не побили за такие художества.

— Мы не виноваты, — сказал Джейк. — Это все он. И вообще, сэр, вы зря боитесь: ни одна дамочка, глядя на такую карикатуру, не подумает на себя.

Глава тридцать третья
Что бы сказала миссис Маллоу

П рошел месяц. Двадцать седьмого сентября компаньоны привезли в экипаже два картонных ящика, оставив в типографии следующую рукопись.

С улицы пахло мокрыми после дождя пальмами и лошадиным навозом. Звенел вдалеке трамвай. В комнате компаньонов хлюпала кофейная машина Нейпера.

Скучающий Д.Э. лежал на диване.

— Ну и что? — говорил он, разглядывая потолок. — Все равно нечестно. Где же ваша совесть? А, сэр?

— А это вы на меня дурно влияете, — отозвался Дюк. — Что бы сказала миссис Маллоу, интересно.

На этих словах компаньон слегка переменился в лице.

— Ну давай так, — сказал Дюк и почесал нос, — я ей что-нибудь совру, такое, приличное, а мы потом постараемся сделать так, чтобы это стало правдой.

— Правдой? — компаньон приподнялся. — У тебя есть идея?

— Ну, тогда просто что-нибудь совру.

— Нет, — не очень решительно ответил Джейк. — Не могу. Не надо.

— Вот тебе раз! — удивился М.Р. — Такая бесстыжая рожа — и…?

— Это я бесстыжая рожа? — ахнул Д.Э. — Да вы на себя посмотрите, сэр!

— А что я? Что сразу я?

— А вот барышни ваши!

Про барышень честный М.Р. парадоксальным образом не испытывал никаких угрызений совести. Он так верил в то, что говорил каждый раз, так собирался сделать именно то, что обещал, что искренне удивлялся, когда обнаруживалось, что не далее, как вчера обещал то же самое совсем другой девушке. Более того, он честно выполнял обещанное — до тех пор, пока не сталкивался с неразрешимыми противоречиями. М.Р. Маллоу делал все, что мог.

Что же касается вранья, то миссис Маллоу всегда говорила: «прощен тот, кто исправляется». Удобно, утешительно и, наконец, в самом деле, когда-нибудь станет правдой. У Д.Э. же существовал (и, кажется, по сей день никуда не делся) личный кодекс честности: врать можно кому угодно, только не себе. Себе — только чистую правду: жулик — значит, жулик.

— Ладно, — сказал Джейк, помолчав. — Как ты считаешь, что расстроит ее меньше: то, что ты — прохвост или то, что ты, возможно, умер?

— Мы, — ответил на это Дюк. — Мы оба прохвосты. Или мы оба, возможно, покойники. А всего вернее, что мы оба — где-нибудь у берегов Новой Зеландии. Или Таити. Долго идет письмо.

С этими победными словами Дюк лег спать. Но уснуть не удалось. Он думал, думал, вздыхал, вертелся в кровати с боку на бок, и решил будить компаньона. Джейк просыпаться не хотел, бубнил и отбрыкивался, и Дюк засел читать газетные объявления: вслух, с зажатым носом.

Получилось из этого вот что:

— Это даже и не обман почти, — опять заявил М.Р. — Гимнастика укрепляете здоровье? Укрепляет. Ну, значит, и жизненную силу она тоже укрепляет. Мы с вами, сэр, можно сказать, полезное дело делаем. Ну, передрали мы «Преподавание гимнастики». Но ведь своими словами! А про бег в той твоей книге вообще ни слова не было!

Д.Э. охотно согласился: не напоминать же чувствительному компаньону насчет «совершенно бесплатно» и «только почтовые расходы». Тем более, что сам он собирался в типографию — заказывать еще партию брошюр, спешил, волновался и вообще, был слегка не в себе. Была среда, девять часов утра. Это была уже вторая среда, когда Д.Э. торопился именно в это время. Он набросил пиджак, надел шляпу, открыл дверь и попятился.

На пороге стояла особа неопределенной внешности, неопределенного возраста, завернутая до подбородка в нечто шуршащее, фиолетовое и в вуали до самых плеч.

— Мне нужна миссис Джулия Дей, — сказала особа. — Я хочу получить назад свои деньги.

И она швырнула в него брошюрой. Д.Э. Саммерс брошюру поймал.

— Простите? — поднял бровь он.

— Кто-кто вам нужен? — переспросил М.Р. Маллоу.

— Джулия Дей, — раздельно повторила визитерша. — Мне нужна Джулия Дей.

Двое джентльменов недоуменное переглянулись.

— Сожалею, мэм, — сказал Джейк.

— Мисс, — отрезала особа в вуали.

— Сожалею, мисс, но здесь нет никакой… э-э-э… как вы сказали? Вы, наверное, ошиблись.

— Я никогда не ошибаюсь. Мне нужна Джулия Дей.

— Но ее здесь нет, — опять сказал Джейк.

— Но она мне нужна!

— Э-э, — встрял Дюк. — Ты иди, иди, а то опоздаешь. Так вот, мадемуазель. Может быть, я могу пригласить вас на чашку кофе? Чтобы, так сказать, компенсировать ваше огорчение.

Д.Э. как ветром сдуло. Он выбежал на улицу, остановил экипаж и умчался. Когда он вернулся — около шести часов вечера, на двери висела записка:

«Джулия Дей съехала»

Лицо компаньона было серым, глаза запали и вокруг них образовались круги.

— Четырнадцать, — сказал он коротко.

Д.Э., по виду которого можно было предположить, что он парит примерно в футе высоты над ковриком с узорами из роз, опустился на стул.

— И со всеми, — поинтересовался он, — ты пил кофе?

— Нет, — пояснил Дюк. — Кофе я пил только с Эйлин. Мы пошли к Бруно. Потом вернулись. Она с полчаса, как ушла.