Саммерс сел на песок и тут, бросив мимолетный взгляд, увидел, как поспешно отворачивается, закрываясь зонтом, тетка. Профессор тоже выглядел сконфуженным. Молчание длилось и длилось — до тех пока путешественники не оделись и не направились к выходу. Пора было отправляться на вокзал.

— Может, скажете, в чем дело? — поинтересовался Джейк.

Найтли прочистил горло и бросил беспомощный взгляд на Фокса.

— Нет-нет, — поспешно ответил тот, — ничего.

— Врете, — обличил Саммерс.

Фокс видимо смутился.

— Всего лишь не хочу быть неделикатным, — произнес он.

— Да что происходит?

— Успокойтесь, ради бога.

— Абсолютно спокоен.

— Ну, полно, полно, — возразил авантюрист каким-то странным мягким тоном. — Не сочтите за бестактность, но хочу, тем не менее, сказать: вам не о чем волноваться. И наш дорогой профессор, и я — люди широких взглядов.

Коммерсант оглядел обоих.

— Широких взглядов? — уточнил он. — Тогда не мог бы кто-нибудь из вас заодно объяснить, о чем именно мне не следует волноваться?

Профессор снова посмотрел на своего ученика, откашлялся в кулак и произнес:

— Право, Джейк, ваши, гм, увлечения, какими бы они ни были, останутся между нами. Давайте-ка поедем на станцию и закончим этот щекотливый разговор.

— Мои увлечения? — продолжал недоумевать Саммерс. — А почему щекотливый?

Он попробовал вспомнить, с чего началось недоразумение. Довольно быстро это удалось. Коммерсант сперва вспыхнул, потом побледнел и вцепился в узел галстука.

— У меня, — тщательно подбирая слова, произнес он, — нет никакого, как вы говорите, «хобби».

— Оставьте, — успокаивающе сказал Фокс. — Не стоит оправдываться. Право, Джейк, это ваше частное дело.

— Но это недоразумение!

— Cher ami, — Фокс махнул свободной рукой, останавливая таксомотор, — видите ли, сознательно вы можете отказываться от этой потребности, но такие вещи обыкновенно сильнее нас. Через некоторое, может быть, даже значительное время вам захочется попробовать снова. В этом нет ничего страшного. Нужно только соблюдать меру и заботиться о конфиденциальности. И, умоляю, не начинайте бегать по всем этим психиатрам и читать разную чепуху вроде Фрейда. От своих желаний вы не убежите, зато заработаете нервное расстройство, а то и что-нибудь похуже. Пороку, подобному вашему, подвержено куда большее количество людей, чем вы можете себе представить. Мораль нашего общества — довольно противоречивая вещь. Не принимайте ее слишком всерьез. Подумайте лучше о собственной безопасности. А то, похоже, вы немного… переусердствовали.

Саммерс садился в такси. Ему казалось, что он бредит.

Он вспомнил, как боком сползал с кровати, как, вытирая локтем лицо, ломал розги, засовывая их в камин; как пришлось опять вытаскивать их, чтобы извлечь оставшиеся в камине пару полен и ножом искромсать их на щепки. Он до последней мурашки помнил, как, пока возился, согрелся, как исчез озноб, сотрясавший вспотевшую спину; как скинул взмокшую рубашку, и как пришлось поломать розги еще, прежде, чем удалось, наконец, их поджечь.

«Чтоб тебя разорвало, чертова баба!» — подумал коммерсант.

Глава шестнадцатая. Тетушка Ральфа

Солнце, кажется, светило сквозь печень и легкие. Влажный воздух весь состоял из мельчайших капелек воды. Пот стекал по спине, груди, шее, струился с висков. Одежда прилипала к телу. Пересадка из поезда в раскаленный мотор представлялась чудовищной, несмотря на отсутствие в такси стекол.

На площади Оперы, у белоснежного здания, три этажа которого украшали великолепные барельефы, таксомотор остановился. Это был отель «Шепердс».

С площади доносился звон трамвая — здесь находился разворот. Старые деревья свешивали свои ветви через каменную стену знаменитого парка — садов Эзбекийе. Немного дальше располагался «Континенталь», сама Опера и несколько прекрасных старинных домов — напоминание о наполеоновской эпохе.

Отель окружал великолепный сад, обнесенный узорчатой чугунной решеткой. Как раз на ней, у самого парадного входа, швейцар в феске и в европейском костюме вывешивал на просушку ковер. Делал он это не торопясь, шевеля в задумчивости усами.

Увидев гостей, выходивших из мотора, швейцар и не подумал оторваться от своего занятия. И впрямь, открывать было нечего: вместо двери парадный вход закрывали ковры, гостеприимно раздвинутые на манер занавесок.

Путешественники прошли под большим фонарем, свисавшим над входом. К ним мгновенно подскочили какие-то — тоже в фесках и в европейских костюмах. Оказались здешней прислугой и крича, как будто собирались зарезать друг друга, мгновенно отнесли вещи на третий этаж. Затем мгновенно испарились.

Номер состоял из трех спален, гостиной и круглого небольшого балкона. Балкон находился прямо над террасой ресторана.

Саммерс обозрел эту картину, слегка поморщился, вышел на балкон. Прислонившись к балясинам — пузатым колоннам a la empereur, он с удовольствием ощутил прохладу.

— Любите тишину? — поинтересовался Фокс, входя следом.

— Люблю.

— Я тоже. Устроим скандал?

— Нет, не надо, — коммерсант смотрел вниз. — Ресторан может нам пригодиться. К тому же, там никого нет.

— Ночью, когда начнутся танцы, вы будете другого мнения.

— Танцы тоже могут нам пригодиться. На террасу будут выходить выкурить сигару. Где еще мы сможем более выгодную позицию, чтобы услышать что-нибудь интересное.

— Или сделать так, чтобы услышали нас. Ну что же, вы правы. Не станем жертвовать стратегическим местом. Идемте, Ральф. У нас много дел.

* * *

«Эдна Вандерер, — думал Саммерс. — Вся ваша жизнь — ритуал. Шофер возит вас на автомобиле. Вы играете в теннис. Вы пьете чай у Гроппи. Если ваше сердце раздирают сомнения, то это жестокий выбор между вон тем шоколадным медведем, посыпанным сахарной пудрой, или этой малиновой корзиночкой с ромом. Этот медведь — и брошка, которую вы выбрали сегодня — или вчера утром, с камешками ценой в месяц жизни в недорогой квартире, — примерно одинаковые приятные пустячки. Просто, чтобы немного поднять настроение.

Все у вас так стильно, так вкусно, так ароматно, что остается только удивляться, как вы вообще обнаружили, что жизнь — нечто большее, чем время до чая, поездка в авто или ложа в театре.

А правда, как? О чем вы думаете, отправляясь в эту поездку? Что за мысли будут в вашей голове, когда вы пройдете по этим улицам? Здесь без умолку сигналят автомобильные клаксоны и бегают с истошными воплями оборванцы ваших лет. Здесь над уличной толпой нависают ободранные дома с вечным бельем на террасах, на дорогах пожирают объедки бродячие кошки, по дорогам бредут нагруженные ослики, и через стены уличных кафе подвывает осточертевший фокстрот».