Вот о чем она думает, сидя на пассажирском месте рядом с Сергеем. Его дорогая спортивная машина мчится в темноте по развеселой Коллинз-авеню… черный тоннель, а в нем – красные кометы задних фар. Сергей все хихикает да хохочет: «Он съежился! Как рибенок, пынимающий, что плохо себя вьол!» Хохочет, обгоняя красные огоньки… одни за другими, одни за другими … в полном мраке, на сумасшедшей скорости… совершенно безрассудно… Магдалена понимает это не мозгом и тем более не в сформулированном виде, а скорее мозжечком. Все ее мысли сейчас о том, что она должна была сделать, могла сделать, чтобы от нее отлипло это говно… «чемпион» Житин.
:::::: Bastardo de puta! [40] :::::: Обычно Магдалена не позволяет себе такие выражения даже в мыслях, но сейчас ее терзает мучительное «Почему я так не сделала?!» – вопрос, который себе задаешь, отходя ко сну… или мчась сломя голову по Коллинз-авеню… тебя уже достало гадать задним умом, как бы все сложилось… как ты могла одним махом уничтожить мерзавца, набиравшего победные очки за твой счет… Ей, конечно, неведомо выражение l’esprit de l’escalier [41] , но это именно то, что она испытывает… то, из-за чего ее мозг кипит в яростном бессилии.
Сергей в таком отличном расположении духа, что даже не замечает ее подавленного состояния. Он начинает рассказывать о Флебетникове, к которому они едут на вечеринку в его особняк, или поместье, или дворец… называй как хочешь. А ты замечала, что всякого богатого русского, живущего в Майами, называют «олигархом»? Анекдот! Вот и его записали туда же. Смешок. Вообще-то, олигархия – это власть маленькой кучки… так чем, спрашивается, он правит и в какой компании? У флебетниковского хедж-фонда, кстати, серьезные проблемы. Интересно, насколько серьезные должны быть проблемы у русского, чтобы его исключили из олигархов? Очередной смешок.
А вот и Санни-Айлз. Сергей показывает пальцем на башню-кондоминиум.
– Здесь я живу. На двадцать девятом и тридцатом этажах.
Магдалена подняла голову.
– Целые этажи?
– Ну, в общем… да, два этажа.
– А сколько всего?
– Тридцать.
– То есть тебе принадлежат два верхних этажа? – вылупляется на него Магдалена.
– Мммм… да.
– Пентхаус?
– Оттуда крысивый вид, сама увидишь.
Его слова возвращают их на одну волну.:::::: Значит, сегодня?:::::: В голове опять звучит вопрос Амелии… и выводит ее из ступора: она хотя бы может уже думать о чем-то, кроме ужасной сцены в ресторане… Сама увидишь… Она чувствует возможный ответ. Хватит ли у нее духу, оказавшись на верхотуре башни с видом на океан, no la aflojare [42] ему… проявить твердость до второго свидания? Или все зайдет так далеко, что… какой смысл останавливаться?
Слава богу, Житин оставил ее в покое – с концами.
Съезд с Коллинз-авеню на мощеную проселочную дорогу. Сергей наконец-то едет медленно… последние четыреста-пятьсот метров… и вдруг показывает направо в сторону бухты Бискейн… В темноте Бискейн кажется огромной черной массой.
– Мостик видишь? Вот за ним – Стар-Айленд.
– Так близко? – удивляется Магдалена. – Мост совсем маленький. Какой же это остров?
– Ну, раз не касается материка, значит, остров.
Проскочив мост в мгновение ока, Сергей сбрасывает скорость со словами:
– Это… где-то здесь, справа. Громадный дом.
Даже в ночи заметно, какой буйной, сочной и радующей глаз стала растительность, стоило им только оказаться на острове… Аккуратно подстриженные зеленые изгороди, уходящие вдаль безукоризненные аллеи, обсаженные гигантскими пальмами. Дома прячутся подальше от проезжей части. Несмотря на слабое освещение, размеры поместья поражают… Кажется, они всё едут и едут… но вот наконец Сергей узнает владения Флебетникова. Он сворачивает на подъездную дорожку… стены кустарника по обе стороны такие высокие и густые, что заслоняют огромный особняк. Дорожка неожиданно заканчивается между двумя здоровыми двухэтажными оштукатуренными сторожками в бермудском стиле… В каждой запросто может разместиться большая семья. Лакей бросается парковать их машину. И только тут до Магдалены доходит: то, что она приняла за особнячки, – «всего лишь» арочные конструкции, а за ними – широченная петлистая аллея, ведущая… к настоящему особняку. С ума сойти! Похоже, ему нет конца. А это еще что такое? Дорогу им перегородила бархатная лента. Сбоку, за карточным столиком, сидит блондинка лет тридцати пяти, а перед ней – стопка каких-то бланков. Они подошли, и блодинка ослепительно улыбается:
– Вы на вечеринку?
Услышав подтверждение, протягивает им два бланка со словами:
– Тогда прошу вас поставить подпись.
Сергей читает… Вдруг глаза его превращаются в щелки, как будто перед ним не листок бумаги, а живая ящерица. Через секунду он смотрит тем же взглядом на девушку.
– Что это?
Снова ослепительная улыбка.
– Карт-бланш. Пустая формальность.
Очередь Сергея улыбаться.
– Ну, если пустая формальность, то не будем на нее тратить время. Вы со мной согласны?
– Вообще-то необходимо ваше письменное разрешение…
– Письменное разрешение? На что?
– …что мы можем использовать ваше лицо и ваши слова в видеосъемке…
– Мое лицо?
– …показать вас на вечеринке в действии. Это будет что-то, поверьте. Мы любим, когда на нашем шоу звучит европейский акцент. Вы будете отлично выглядеть… И вы тоже! – обратилась она к Магдалене. – Вы сегодня самая красивая пара.
Бальзам на душу. Ей уже не терпится оказаться там.
– О каком шоу вы говорите?
– «Падение титанов». Разве вас не предупредили? – удивляется блондинка. – Вы наверняка видели по телевизору.
– Не видел, не слышал, никто меня не предупредил, – уверяет Сергей. – Я полагал, что приглашен на вечеринку. И что же это за «Падение титанов»?
– Такое реалити-шоу. Удивительно, что вы о нем ничего не слышали. У него довольно высокий рейтинг. Все помешаны на звездах, но еще больше все мечтают увидеть, как звезды падают и сгорают. Немцы это называют Schadenfreude.
– Вы хотите сказать, что Флебетников упал и сгорел?
– У этого русского олигарха, я слышала, огромный хедж-фонд, а потом из-за какой-то неудачной сделки все оттуда повыходили, и для него это катастрофа.
– Ой, кажется, я вспомнила! – говорит Магдалена Сергею. – Он стоял с нами в очереди на открытии «Майами-Базель». Такой здоровяк. Все время протискивался вперед.