Это был эвфемизм. Недоразумения между двумя союзниками обострились, и Луи придется потрудиться, чтобы сдержать нетерпение одних и других. Несколькими минутами ранее француз узнал мальчика, а в силуэте закутанной в многочисленные одеяния женщины угадал Лейлу-ханым. Ахмет спокойно сидел у него на плечах, Луи придерживал его за щиколотки.
— Дама-оратор впечатляет. Не думаю, что какая-нибудь женщина смогла бы зажечь такую многочисленную аудиторию у нас.
— А Жанна д’Арк? — насмешливо заметила Лейла. — Определенно ничего не меняется, когда речь идет о том, чтобы выдворить англичан со своей земли…
Луи отметил решительность в ее голосе, а поскольку он знал характер хозяйки канака, его вдруг охватила тревога.
— Надеюсь, что вы держитесь в стороне от всего этого, — заявил он безапелляционным тоном. — Играя с огнем, можно обжечь крылья. Сомневаюсь, что Селим-бей будет счастлив, узнав, что вы сюда пришли.
— Не читайте мне нравоучений, капитан, — возмутилась Лейла. — То, что думает мой супруг, вас не касается. Что до меня, то я лишь несчастная покорная женщина…
«Она так мило надо мной насмехается», — забавляясь, подумал француз. Османские женщины сыграли немаловажную роль в революции 1908 года, в результате которой свергли султана. Луи не сомневался, что их способность действовать осталась такой же. Парадоксально, но он скорее верил в злокозненность европейцев, а не турок.
— Не играйте в покорность. Вам это не к лицу. Примите это как комплимент… Я лишь должен предупредить вас об опасности. После высадки греков в Измире англичане стали еще подозрительнее. Их шпионы повсюду. Обыски учаситлись. Не хотел бы, чтобы с кем-нибудь из ваших близких случилось несчастье.
Лейла вздрогнула. Луи Гардель знал о Хансе? Невозможно. Он никогда не потерпел бы под своей крышей человека, которого разыскивают все государственные службы. Но может он имеет в виду Орхана? Брат отличался самоуверенностью молодости и был убежден, что с ним никогда ничего не произойдет. Неужели заметили его ночные похождения? Часто в их доме находили приют солдаты-дезертиры, перед тем как продолжить свой опасный путь в Анатолию.
— В любом случае, хочу вас поздравить за статью в газете, — продолжил он, не обращая внимания на ее смущение. — С каждым разом читать вас все интереснее и интереснее. У вас интересный стиль.
Впервые Лейла была счастлива, что вуаль скрывает ее покрасневшее лицо.
— Не знала, капитан, что вы выучили наш язык за такое короткое время.
— У нас великолепные переводчики.
— Как вы догадались, что это я?
— По правде говоря, меня встревожила документация об оккупационных французских войсках, но я не был уверен.
Лейла ненавидела игры в кошки-мышки, ей не понравилось, что она так глупо попалась.
Вдруг повсюду раздались аплодисменты. После тишины всплеск был особо звучным. Черные флаги встрепенулись. Луи внимательно осмотрел манифестантов, и его страхи подтвердились. Здесь были все слои населения: богатые и бедные, студенты, демобилизованные военные, преподаватели, женщины, рыбаки, хамалы [44] , мелкие чиновники, которые уже несколько месяцев не получали зарплату, старики в белых тюрбанах, тоскующие о прошлом… Рапорт, который он найдет на следующий день на своем рабочем столе, подтвердит угрозу национального восстания.
— До сегодняшнего дня в греческих кварталах праздники шли полным ходом, — сказал он. — Но на данный момент в Пера боятся наихудшего.
— Как это?
— Греки считают, что вы пойдете штурмом на Галатскую башню. Они бегают по улицам, выкрикивая: «Турки наступают!»
Капитан не сдержал улыбки, а Лейла лишь пожала плечами.
— Одни плачут, когда другие танцуют. У нас так испокон веков.
Луи поставил Ахмета на ноги и добродушно потрепал по щеке.
— Если судить по поведению таких решительных женщин, как вы или Халиде Эдип, то жители Пера волнуются не зря, — добавил он, кланяясь. — Но будьте осторожны, Лейла-ханым, будьте предельно осторожны.
Дом был пуст. Лейла-ханым со свекровью отправились на манифестацию, одна пешком вместе с сыном, вторая в коляске в сопровождении Али Ага и двух служанок. Девочка играла в беседке под присмотром няни и старой тетки. Момент был наилучшим. С трепещущим сердцем Роза Гардель проникла в гаремлик.
Парадная гостиная, где она пила чай вместе с Марией, был пуст, люстры и канделябры погашены. На подносе валялись газеты, стояли чашки. Роза прошла через комнату — толстые ковры приглушали ее шаги, — вышла на галерею, с которой открывался вид на внутренний дворик. Дом был огромным, и она понимала, что у нее не хватит времени все осмотреть. В одной из комнат она заметила фарфоровую куклу Перихан. Возле окна стояла лошадь-качалка с длинной гривой. Роза остановилась, прислушиваясь, но уловила лишь щебетание птиц в саду.
Что она искала? Роза вряд ли смогла бы ответить на этот вопрос. Она поддалась смутному подозрению, которое точило ее с того момента, когда француженка увидела Лейлу-ханым на приеме. Теперь, когда Мария была на полном пансионе в Нотр-Дам-де-Сион, Роза чувствовала себя одинокой. Благотворительная деятельность в пользу бедных русских не заполняла ее дни до отказа, светская жизнь в Пера и различных посольствах не могла заменить тулонских подруг, муж все больше отдалялся, и она с трудом узнавала человека, которому однажды отдала руку. Духовный наставник советовал Розе запастись терпением, но напряжение между супругами росло. В разговоре муж почему-то постоянно подбирал особенно колкие и ранящие слова. Розу возмущало уважительное отношение Луи к туркам. Она видела в этом пагубное влияние Лейлы-ханым, к которой муж испытывал чувство, близкое к восхищению. Он с гордостью показывал Розе перевод ее статей на французский, что мадам Гардель очень раздражало.
Кончиком пальца она толкнула приоткрытую дверь. В комнате чувствовался цветочный аромат. На бюро цилиндрической формы в беспорядке громоздились книги и бумаги. Женщина сразу догадалась, что эта уютная комната принадлежит ее сопернице. Диван с вышитыми подушками, роскошные ковры, коллекция старинных перьев, выставленных за стеклянной витриной, образцы османской каллиграфии на стенах… Горло сжалось. «Что в ней такое есть, чего нет во мне?» — подумала она, ощущая болезненную девичью робость и собственную неполноценность.
Она попыталась представить Лейлу-ханым в этой скромных размеров комнате. Как Лейла могла переносить заточение? Роза бросила взгляд на распечатанное письмо на французском. Кто-то бранил десантную операцию в Измире. Роза вспомнила об Одили, жившей именно там. С тех пор как сообщили о той операции и бесчинствах, мадам Гардель старалась себя успокоить: французским монахиням не стоило бояться греков.
Снедаемая любопытством, Роза вытащила книгу из стопки. Это был сборник французских романтических поэм. Внутри была визитная карточка. Женщина задрожала, узнав почерк: «Еще раз прошу меня простить, и, полагаю, вам понравится этот автор. Луи Гардель». В тот же миг ее голову заполонили дурные мысли. Она сделала над собой усилие, чтобы рассуждать здраво. Никогда ни одна женщина не оставила бы на виду компрометирующие записки… «Но ее супруг уже несколько месяцев отсутствует», — возразила она сама себе.