Адам,
удивительно, насколько угнетающе действует на тебя расстояние! Не помню, чтобы ты так волновался, когда мы жили в Париже…
Успокойся, в рубрике происшествий – никаких новостей. Я не попала под машину и не упала на дно реки Святого Лаврентия. Мой желудок уцелел после стейка из оленины, картофеля фри с сыром и соусом, который здесь называют путин, и кленового сиропа.
Извини за резкость, но могу я попросить тебя об услуге?
Да? Спасибо.
Вообще-то, сразу о трех:
1) Пришли мне флакон моих духов «Cuir de Russie» – этот раритет продается только в головной компании «Шанель» на улице Камбон. Разумеется, деньги я тебе верну.
2) Проверь, не затерялся ли среди твоих вещей драгоценный томик «Опасных связей». Я не могу найти его в своих коробках. Конечно, сам текст я могла бы раздобыть где угодно, но этот экземпляр в переплете из коричневой кожи, напечатанный на тончайшей и прочной бумаге библьдрук, – единственный подарок, полученный мной от отца.
3) Не мог бы ты выручить одну из моих коллег-юристов, которая едет во Францию? Она ищет недорогое жилье в Париже – это все равно что искать иголку в стоге сена, – а я вспомнила, что твой кузен Симон сдает благоустроенные квартиры-студии на верхних этажах… Они славные, удобно расположены и подходят ей по бюджету. Если ты мне дашь добро, я сообщу ей твои координаты.
Что касается твоего любовного эликсира, дорогой, я размышляла об этом, изучая различные материалы. Ты бы улыбнулся, увидев свою Луизу, погруженную с головой в «Технику психоанализа» Зигмунда Фрейда, среди пассажиров метро, которые читают детективы или любовные романы.
Разумеется, читающая подобную литературу молодая женщина не вызывает особенного желания познакомиться, однако, к моему великому удивлению, именно благодаря этой книге ко мне пристали какие-то тощие долговязые студенты.
Мне пора, стол ломится от папок с делами.
Луиза
Дорогая Луиза,
сегодня утром я выслал тебе экспресс-почтой духи и книгу. От того и другого исходил твой запах, изысканный, хищный и фруктовый, с примесью туманного ладана и мандариновой цедры. Аромат был настолько явственным, что на мгновение у меня возникло ощущение, будто я упаковываю тебя саму и вверяю какому-то незнакомцу, курьеру, с отвратительным лицом пропойцы и шелушащимися руками.
Для твоей коллеги-юриста я тоже все уладил. Пусть просто зайдет ко мне, и я провожу ее в студию на улице Реомюр.
Извини за краткость моего письма. Сегодня один из моих пациентов пытался совершить самоубийство, так что ситуация требует моего вмешательства. Этот инцидент меня глубоко потряс.
Изучив дело, мой коллега Фредерик Ру тщетно твердил мне, что я не несу ответственности за этот поступок. Когда кто-нибудь из моих больных сводит счеты с жизнью, я места себе не нахожу.
Хорошего дня, который для тебя только начинается, от того, кто хотел бы поскорее его закончить,
Адам
P. S. Вот уже неделю Париж заливает дождем. Деревня от ливней возрождается, а город под его тоскливой пеленой выглядит словно одетый в траур.
Луиза,
ты утаила от меня, что твоя коллега, приехавшая из Квебека, просто блеск. Молоденькая, наивная, но при этом царственная. Тело богини. Глаза цвета незабудки. Знал бы раньше, предложил бы ей свою квартиру.
Что она вообще за женщина, эта Лили?
Адам
За ней числится немало романов, но ничего серьезного.
Свободная, без определенных планов, счастлива поболтаться по Европе и, как всякая молодая женщина, заблуждается, считая себя взрослой.
Луиза
Как думаешь, я могу пригласить ее на ужин?
Адам
Будь благоразумен, не предпринимай ничего подобного! Канадки не понимают обходительности, присущей Старому Свету, – она решит, что ты к ней клеишься.
Луиза
Подумаешь! Разве это запрещено?
Адам
Ясно…
В любом случае, если ты хочешь ее закадрить, ухаживания не дадут желаемого результата. Если канадки не берут инициативу в свои руки, они сваливают.
Да, знаю, что ты сейчас бормочешь: что за странная нация! На самом деле такая реакция связана с особенностями воспитания в Северной Америке: феминизм и антимачизм. Здесь мужчинам живется не так легко, как в Европе.
Луиза
P. S. К тому же ты не соответствуешь ее мужскому идеалу. Насколько меня тут просветили, она выбирает в партнеры спортсменов – баскетболистов или хоккеистов, намного моложе тебя, короче, своих сверстников.
Дорогая Луиза,
не знаю, на что направлены твои советы: помочь мне завоевать ее или, наоборот, помешать.
В общем, не очень понимаю почему, но я тебя послушаюсь. Возможно, просто ради удовольствия послушаться тебя?
Твой Адам
P. S. Хорошая новость: мой самоубийца пошел на поправку.
И дождь перестал.
Дорогой Адам,
твой эликсир не давал мне покоя целых две недели.
Я много читала, изучала, размышляла и, наконец, готова ответить тебе.
Ты заблуждаешься насчет безошибочности своей методики.
Когда практика психоанализа только зарождалась, ее пионеры – Фрейд, Ференци, Юнг, Джонс – уже провоцировали любовь посредством своего лечения. Вроде бы Отто Ранк часто даже использовал подобное проецирование, чтобы без зазрения совести заводить интрижки со своими красавицами-пациентками, например с Анаис Нин… [4]
Однако сегодня перенос редок.
Почему?
Лечение психоанализом нисколько не изменилось – в отличие от эпохи!
В конце XIX века и в первой четверти XX разговор никогда не вертелся вокруг либидо; мало того что этому препятствовали стыд и давление со стороны христианского мира, так еще и не хватало как слов, так и понятий для его обсуждения. Сегодня мир устроен иначе. В фильмах, романах, газетах, журналах, телешоу, радиопередачах, на интернет-сайтах и в блогах постоянно говорят о сексе, который перестал быть табу.
Кроме того, мне кажется, что вы с Фрейдом ошибаетесь, считая, что переадресация чувств на личность врача связана с процессом анализа. Этот перенос не только не идет изнутри: он возникает вовне. В прежние, «бессловесные» времена пациенту настолько не терпелось поведать о своих желаниях, фрустрациях или фантазиях незнакомому человеку, которому они интересны, что такая возможность делала психотерапевта привлекательным. Зато теперь, когда мы живем в обществе, где принято говорить о своих желаниях, больной скорее сосредоточится на продолжении лечения. Исчезновение переноса – это следствие нашей сегодняшней распущенности.