Двенадцать детей Парижа | Страница: 90

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Боковая дверь караульного помещения открылась, и на пороге показался командир стражников. Такого мундира рыцарь еще не видел – за охрану городских стен отвечали подразделения, подчинявшиеся губернатору Монморанси. Голоса стихли. Тон офицера явно свидетельствовал, что подобное объявление ему приходилось делать уже не в первый раз.

– В преддверии неминуемого наступления армии или нескольких армий гугенотов ворота Сен-Жак были закрыты и заперты, – произнес он монотонным голосом. – Все ворота Парижа, северные и южные, закрыты и заперты. Ключи от всех городских ворот находятся в Отель-де-Виль. Другими словами, ворота заперты, и никто здесь не может их открыть. Я сам не могу покинуть город. Мои люди не могут покинуть город. Вы не можете покинуть город – и все остальные тоже, независимо от должности или знатности. Город закрыт.

Толпа издала стон отчаяния, но спорить никто не стал.

– Если хотите, обратитесь с петицией в Отель-де-Виль, чтобы они выдали ключи, но, уверяю вас, это бесполезно. А пока отойдите от ворот, которые должны быть свободны для военных целей. Если вы немедленно не подчинитесь, я буду вынужден приказать своим людям, чтобы они применили силу. Надеюсь, я ясно выразился. Боже, благослови короля!

Иоаннит стал разворачивать Клементину.

– Это значит, что мы не едем в Сен-Жермен, – объяснил Юсти девушкам.

– Мы не слепые и не глухие, – огрызнулась Паскаль.

Офицер пробился сквозь толпу, не обращая внимания на вопросы, и отсалютовал Матиасу.

– Мне жаль разочаровывать мальтийского рыцаря, сударь. – Он посмотрел на сапоги Тангейзера, а потом заглянул под парусину. – Я бы вас с радостью пропустил – и всех этих несчастных людей тоже, – но теперь Париж превратился в тюрьму.

– Я не знаю города, и мне нужно отвезти этих сирот в безопасное место, – ответил ему рыцарь.

– Утром аббатство Сент-Женевьев принимало людей – вон там видна башня Кловис, – но мне сообщили, что ополченцы, эти свиньи, блокировали его, – рассказал стражник. – Не знаю, можно ли считать церкви убежищем и будет ли уважаться их статус. Может, отвезете их в Тампль? Вас там, вне всякого сомнения, примут. Если только он тоже не окружен.

– Приятно встретить благородного человека, – отозвался Тангейзер. – Вы дали ценный совет. Спасибо.

Но прежде чем он успел удалиться, офицер обнаружил истинную причину своего интереса к нему.

– Вы сражались во время великой осады? – спросил командир стражников.

– Да.

– Я восхищен, сударь. Там действительно было так ужасно, как рассказывают?

– Хуже. Но не так ужасно, как здесь.

– Я понимаю, о чем вы. Я сражался с гугенотами при Жарнаке и под Таванном, но то была война. Мы исполняли свой долг, а долг делает смерть достойной.

– Смерть всегда достойна. Это единственное, на что нам остается надеяться.

– А также на спасение души, которое дарует Христос.

Матиас перекрестился:

– Будем надеяться. Dominus vobiscum [25] .

С этими словами госпитальер направил повозку вниз по склону холма.

– Паскаль, – сказал он. – Ты знаешь площадь Мобер?

– Конечно.

– Мы с Клементиной ждем твоих указаний.

С Рю-Сен-Жак они свернули на восток, в квартал коллежей и аббатств. Архитектура улучшилась, повсюду виднелись красивые сады. Но у мальтийского рыцаря не было желания любоваться красотами города.

Пока они ехали, Юсти взял на себя роль покровителя и пытался развлекать девочек разными историями, но острый язычок Паскаль каждый раз заставлял его умолкнуть. Под парусиной то и дело вспыхивали ссоры, но Тангейзер не вмешивался – пусть дети хоть как-то отвлекутся.

Его разум наконец оправился от шока, вызванного картиной, увиденной в особняке д’Обре, и теперь ему не терпелось разрешить загадки, снова не дававшие ему покоя. Он хотел добраться до мерзкого старого служителя, но сначала нужно было освободиться от неудобного живого груза. Тангейзер задумался о совете офицера, говорившего об аббатстве в Латинском квартале. Однако если снова придется противостоять милиции, лучше делать это на мосту, а детей укрыть в Вилле, ближе к Орланду, там, где должны найтись окончательные ответы на все вопросы.

Они проехали аббатство Сент-Женевьев, ворота которого действительно охранял вооруженный отряд милиции. Матиас мог без труда рассеять их, но тогда о местонахождении детей станет известно другим ополченцам. Кроме того, если устроить бойню на пороге монастыря, монахи вряд ли согласятся их принять.

Их повозка поднялась по крутому склону холма. В этом квартале свидетельства резни были не такими ужасающими, а по мере того, как Матиас со спутниками проезжали разные коллежи Сорбонны, улицы наполнялись студентами, пьющими вино и лапающими шлюх. Запах горелого мяса нисколько не мешал их веселью. Чем ближе иоаннит и его спутники подъезжали к площади Мобер, тем сильнее становился этот запах. Здесь был центр веселья, обслуживаемый разносчиками еды, поварами и уличными артистами, которые переместились сюда с Паперти. Воздух был пропитан отвратительным, удушающим зловонием. На площади стояли виселицы, и их смазанные жиром веревки поскрипывали под весом шести свежих трупов. Рядом из потухшего костра поднимался железный столб с цепями, поддерживающими обугленные останки казненной жертвы.

На северной стороне площади Тангейзер увидел то, за чем он сюда пришел.

– Отгадайте загадку, – обратился он к скрытым парусиной пассажирам. – Утка крякает, собака лает, а какие звуки издают кролики?

Дети посовещались, но так и не нашли правильного ответа.

– Вот именно, – сказал Тангейзер. – Я хочу, чтобы вы вели себя, как клетка с кроликами.

В тени своей деревянной будки за столом с остатками обеда сидели пятеро сержантов. Они прикладывались к большой оплетенной бутыли с красным вином, и Фроже, по всей видимости, уже успел изрядно напиться. Он дремал, поставив локти на стол и склонив голову на грудь.

Матиас остановился на некотором расстоянии от будки. Косоглазый сержант заметил его, толкнул локтем спящего товарища и что-то сказал.

– Простите, что я не кролик, – прошептал Юсти, когда госпитальер спрыгнул с повозки, – но его зовут Фроже.

Кивнув в знак благодарности, рыцарь стал ждать приближения сержанта. Тот подошел, потер пятно на своей рубахе и изобразил радостную улыбку.

– Фроже, рад видеть тебя сытым и отдохнувшим, – поприветствовал его иоаннит.

Сержант поклонился:

– Так я смогу лучше исполнять свои обязанности, ваша светлость. А они, как вам известно, многочисленны и серьезны.

– Я бы и сам с удовольствием вздремнул, но вернулся, чтобы отдать тебе лук.