— Во время сражения в прошлую субботу его преосвященство проявил героизм и был ранен; беспечность, с какой он относится к собственной жизни, всем хорошо известна, в то же время она воодушевляет всех.
Вокруг стола пронеслась волна возгласов, одобряющих смелость великого магистра.
— Но это также является источником беспокойства, — продолжал Людовико, развивая тему. — В эти суровые дни смерть может явиться по мановению ока. И, как доказали события той субботы, потеря его преосвященства оставит по себе пустоту, которая, если не заполнить ее немедленно, повлечет за собой настоящую катастрофу.
Он сделал паузу, пристально глядя в глаза Ла Валлетта.
Ла Валлетт, так же не сводя с него глаз, жестом попросил продолжать.
— Прошу простить мне мою смелость, но я предложил бы Священному совету назвать и одобрить кандидатуру преемника вашего преосвященства, чтобы, если подобное несчастье в самом деле произойдет, наша армия не лишилась бы вдруг руководства, жизненно необходимого для сохранения храбрости и морального духа.
Смущение собравшихся за столом было очевидно. Каждый из них обдумывал подобную возможность, но никто не осмелился заявить об этом вслух.
— Я понимаю, что это будет означать отказ от формального выборного процесса, — продолжал Людовико. — Но в сложившихся обстоятельствах, как мы должны понимать, даже три дня неуверенности могут сыграть роковую роль.
Ла Валлетт ответил ему без малейшего колебания:
— Примите благодарность от имени совета за то, что привлекли наше внимание к этому вопросу, брат Людовико. Я проявил неосмотрительность, не подумав об этом раньше. Я полностью поддерживаю ваши доводы и надеюсь, что и наши братья сделают то же самое.
Он оглядел собрание, выискивая за столом несогласных, но не нашел. Ла Валлетт взглянул на Людовико.
— Я полагаю, вы имеете на примете кандидата.
Людовико ответил:
— Адмирал Пьетро дель Монте из Итальянского ланга.
Никто не шевельнулся. Все глаза были устремлены на Ла Валлетта. Ла Валлетт посмотрел на дель Монте.
— Мы с фра Пьетро вместе ходили по морю, — произнес Ла Валлетт. Теплота и облегчение, прозвучавшие в его голосе, мгновенно прогнали общую неловкость. — По блистательности и самоотверженности его оборона форта Святого Михаила может сравниться только с обороной Сент-Эльмо, эпохальность которой, как все мы признаем, не знает себе равных. Если во всем христианском мире и существует второй человек, столь же достойный подобной чести, хотел бы услышать его имя.
Один за другим все члены совета добавляли к речи великого магистра свои похвалы, и дель Монте был назначен преемником Ла Валлетта на его посту.
Когда адмирала избрали, он сказал ответную речь, скромную, ровно такой длины, какая была необходима, и Старки задумался о ловкости Людовико. Подобное единодушие в деле выбора кандидата не знало прецедента. Даже избрание самого Ла Валлетта, хотя и тоже единодушное, сопровождалось сумасшедшими заговорами, подкупами и давлением, причем во всем этом сам Старки играл главную роль. Если — а теперь это сделалось очевидным — Людовико и заручался поддержкой остальных для дель Монте, он умудрился сделать это так, что Старки ничего не заподозрил, и этот факт его тревожил. Этот Людовико выбрал кандидата, который не только обладал исключительными достоинствами, но, скорее всего, еще и устраивал его хозяев в Риме… Что лишний раз доказывало гениальность Людовико.
— Фра Людовико, какой второй, менее деликатный, вопрос вы хотели обсудить? — спросил Ла Валлетт.
Людовико поднялся со своего кресла и достал толстый кожаный мешок. Он раскрыл его и вытащил серебряную дарохранительницу, украшенную драгоценными камнями. Людовико пронес дарохранительницу вдоль всего стола и поставил перед Ла Валлеттом.
— Надеюсь, я не подорву доверие его святейшества Папы, который велел мне не передавать сей священный инструмент раньше, чем настанет час самых больших испытаний.
Ла Валлетт сделал знак Старки, чтобы тот раскрыл дарохранительницу, и Старки раскрыл. И тут же ахнул. Изнутри футляр был отделан багровым бархатом. Помещенная в специальную выемку и удерживаемая на месте золотыми шнурами, там лежала рукоять меча с парой дюймов обломившегося клинка. Рукоять и сам клинок были заржавленными и съеденными временем. От того, что некогда было деревянной накладкой, остался один-единственный обломок, державшийся на заклепке. Судя по стилю, это был старинный римский gladius. [112] Сердце Старки быстро забилось от волнения. Он не осмеливался даже предположить, что это за меч. Он взглянул на Людовико.
Людовико кивнул.
— Его существование держится в большой тайне, — произнес он. И поглядел на Ла Валлетта. — Это тот самый меч, каким Петр защищал Господа, а потом отрезал ухо римскому солдату в Гефсиманском саду.
Ла Валлетт отодвинул свое кресло, опустился на одно колено и перекрестился. Остальные члены совета последовали его примеру. Ла Валлетт поднялся и наклонился над футляром. Он отошел назад, когда остальные рыцари подошли благоговейно взглянуть на реликвию; глаза их сияли, на устах была молитва. Старки заметил, что Ла Валлетт внимательно изучает фра Людовико. Лица обоих монахов были совершенно непроницаемы.
— Его святейшество снова продемонстрировал нам свою мудрость, — произнес Ла Валлетт. — А вы выказали себя идеальным его слугой.
Людовико склонил голову и ничего не ответил.
— Эта реликвия будет храниться в храме Сан-Лоренцо вместе с рукой Крестителя, — объявил Ла Валлетт.
— При всем моем уважении, ваше преосвященство, — произнес Кларамон, — не стоит ли нам поместить хотя бы наши священные реликвии под защитные стены Святого Анджело?
Ла Валлетт отрицательно покачал головой.
— Сделать это означает признаться нашим солдатам, что мы готовимся к поражению. А несмотря на все, что было сказано выше, поражения я не одобряю. С помощью Господней мы еще откинем турка обратно в море. Рука Иоанна Крестителя, меч святого Петра, филермская икона Пресвятой Богородицы — все это источники нашей силы. И они будут храниться на своих местах, пока не останется никого, способного защитить их.
Внимание всего собрания было привлечено к Ла Валлетту.
— И, возвращаясь к вопросу, собравшему нас здесь, я хочу отдать еще один приказ. Завтра из крепости Святого Анджело будут выведены все, за исключением отрядов, необходимых для обслуживания батарей на крыше. После чего мост, соединяющий крепость с Эль-Борго, будет разрушен.
Смятенное молчание было ответом на его приказ. Даже Людовико изумленно поднял черные брови.
— Путей к отступлению не будет, — пояснил Ла Валлетт. — Пусть каждый, в том числе и Великий турок, осознает, что мы будем сражаться и умрем там, где стоим сейчас.