— Большинство из них, — ответил Тангейзер.
Августин покачал головой.
— Какой ужас, что теперь их души обречены на вечное проклятие.
Тангейзер отказал себе в благе высказать вслух собственное отчаяние. Он оставил булаву стоять на куче камней, словно языческий символ его собственных злодеяний, и отправился искать Борса.
Он нашел его на ничьей земле, лежащего лицом вниз, без шлема, на кургане мертвецов в желтых янычарских одеждах. Правой рукой он все еще сжимал кинжал, застрявший в груди трупа. Тангейзер пошел к нему, неуклюже ступая ногами в разодранных сапогах, спотыкаясь на кочках, когда раны на голенях и коленях давали о себе знать. Борс лежал без сознания: судя по булькающему хрипу, доносящемуся из его горла, он захлебывался собственной кровью. Перекатить его одетую в железо тушу на спину удалось только со второго раза. Тангейзер отшатнулся, ужаснувшись тому, что увидел. Казалось, лицо Борса разрезано пополам. Широкая, глубокая рана протянулась от правой брови до левой стороны нижней челюсти, нос и щека были разрублены так глубоко, что было видно кости, хрящ, десны и зубы. Мышцы на правой стороне лица, сорванные со своего места, сползли к подбородку. Искривленные губы были синими. Кровотечение было сильным, но нельзя было сказать, что кровь течет сплошным потоком.
Тангейзер подавил свой страх, левой рукой натянул сползшую плоть на место, оттянул челюсть, раскрывая Борсу рот, и запустил внутрь пальцы. Он выскреб толстый желеобразный сгусток и сломанный зуб, отбросил в сторону. Борс захрипел. Тангейзер снова сунул руку ему в рот, на этот раз глубже, и вынул еще один липкий комок. У Борса начались рвотные позывы, он подался вперед головой и плечами, выплюнул на колени темно-красный сгусток, взмахнул руками, хватая себя за ноги, и грудь его начали сотрясать спазмы дикого кашля.
Кулак, сжимавший до сих пор внутренности Тангейзера, разжался. Он выдернул кинжал из трупа и перерезал ремни с одной стороны Борсовой кирасы. Все туловище Борса содрогалось, и задача была не из легких, но Тангейзер справился и стащил тяжелые пластины нагрудника на землю. Теперь, когда его грудь ничего не сдавливало, Борс откашлялся, прочищая легкие до конца, и сознание быстро вернулось к нему, во всяком случае частично, потому что он попытался схватить Тангейзера за горло. Окровавленный лоскут кожи падал ему на один глаз, второй распух от удара, и какой-то миг Борс ничего не видел. Тангейзер схватил тянущиеся к нему руки, защищаясь.
— Борс, это я, Матиас. Битва окончена. Это Матиас.
— Матиас? — Залитое кровью невидящее лицо поднялось к нему.
— Да. Битва окончена, — повторил Тангейзер. — Мы их победили. В этот раз.
— А со мной все кончено? — Голос у Борса сделался невнятным из-за раны.
— Нет, ты всего лишь приобрел бесспорное свидетельство подвигов, которыми будешь хвастать ближайшие двадцать лет. — Тангейзер стянул с Борса окровавленные стальные перчатки. — Встать сможешь? Держись за меня.
Борс сплюнул, поднялся на ноги и сумел удержать равновесие.
— Не двигайся, — сказал Тангейзер.
Он поставил на место лоскут кожи над бровью, закрыв зияющую кость, и освобожденный глаз заморгал от утреннего света.
— Вот.
Тангейзер подхватил Борса под правую руку и направил ее так, чтобы он мог придерживать прилаженную на место плоть собственными пальцами. Тангейзер перекинул половинки кирасы через плечо с помощью уцелевших ремней.
— Держи меня за руку, — велел он.
— Ты что, принимаешь меня за даму?
Борс отыскал глазами свой двуручный меч; упрямец поднял его и пошел, опираясь на меч, как на палку. Они добрались до вершины кошмарного вала, Борс остановился и развернулся, чтобы оглядеть панораму зрячим глазом.
— Господи помилуй! — сказал он.
Эта оценка ночных трудов была ничем не хуже любой другой, и Тангейзер, ничего не говоря, только согласно кивнул. Но восклицание Борса относилось не к разрушительному зрелищу, а к чему-то другому. Он махнул свободной рукой, и Тангейзер посмотрел в ту сторону.
Шагах в двадцати от них тонкая фигурка с непокрытой головой сидела на корточках на вершине чудовищного кургана из трупов, заваливших ров. Заляпанная грязью кираса была слишком велика для этой груди, а длинными тонкими руками, торчащими из прорезей, мальчишка напоминал жука-скарабея на навозной куче. Он рассматривал что-то зажатое в руке; вещица блестела на солнце, возможно брошь или инкрустированный камнями кинжал. Какое-то волчье чутье заставило его поднять голову, он уставился прямо на них, лицо у него было такое же грязное, как и доспехи. Зубы сверкнули на чумазой физиономии, он поднял руку, приветствуя их.
— Ну да, — сказал Борс. — Клянусь своими потрохами, это Орланду ди Борго.
* * *
На их призывные жесты мальчишка кинулся к ним, подхватив по пути оставленную Тангейзером булаву. Значит, он наблюдал за ними. Ощущение было странное. Орланду встал перед ними, раздувшись от гордости, словно индюк, ведь его позвали два таких гиганта на поле боя, и отсалютовал. Под слоем грязи черты его лица дышали юностью. Глаза — насыщенного светло-карего цвета. Тонкий нос и изящно очерченные губы. Судя по виду, сообразительный парень и, надо думать, с хитрецой. Все это Тангейзер воспринял с одобрением. Ему казалось, он улавливает в нем что-то от Карлы — возможно, некую природную чувствительность, — и ясно видит в длинных конечностях и высоком лбе черты его отца, Людовико.
— Так, значит, ты Орланду Бокканера, — сказал Тангейзер.
— Орланду ди Борго, мой господин, — поправил его мальчишка. Он склонил голову. — А ты прославленный капитан Тангейзер.
— Ну и заставил же ты меня поплясать, — ответил ему Тангейзер.
Мальчик держался настороженно, словно обвиненный в чем-то нехорошем, но совершенно не понимающий, в чем именно. Блестящей вещицы не было видно.
— А что ты забрал у покойника? — спросил Тангейзер.
Он видел, что Орланду собирается солгать. Тангейзер протянул руку. Мальчишка тряхнул кистью, и у него в ладони оказался кинжал. Мастерски спрятанный в рукаве. Он протянул его Тангейзеру с тоскливым видом человека, навсегда расстающегося с чем-то ценным. Ножны были из травянисто-зеленой кожи, отделанные серебром. Он вынул кинжал. В рукоятку был вставлен изумруд.
— Это называется ханчер, — пояснил он. — Личное оружие корбаси, турецкого рыцаря. При желании ты мог бы им бриться, если бы у тебя была борода. — Орланду пожал плечами, намереваясь непринужденно принять свое поражение. Тангейзер спрятал клинок обратно в ножны. — «Льву принадлежит все, на что он наложил свою лапу», — процитировал он. Потом протянул кинжал Орланду, и мальчик облизнул губы. — Следи, чтобы испанцы не увидели, а не то теперь придется опробовать его на их ребрах.
Кинжал исчез так же мгновенно, как появился, и Тангейзер улыбнулся.
— Идем, — сказал он, — Борса надо немного подштопать, и я не хочу, чтобы он оставался в строю, потому что это надолго.