Кто-то сейчас следит и за ней.
– Правее.
Она сдвинула винтовку на миллиметр. Перед ней проплыло что-то ярко-синего цвета… когда система автоматически подстроила изображение, она увидела, что это детская площадка. И горка на ней.
– Синий цвет.
– Вижу.
– Ищи красный. Быстрее.
– Кратность минус два.
Некоторые функции прицела управлялись голосом – система поняла ее и исполнила приказ. Надо сказать, что в этой системе не было классических линз – их роль выполнял специальный гибкий материал, который регулировался с помощью электростатики. Это позволяло выводить изображение непосредственно в поле зрения стрелка и подстраивать кратность с точностью до десятых.
– Цель – красный.
– Вижу, красный.
– Подтверждаю.
Красный круг на экране прицела, обозначающий предполагаемый разброс попаданий, медленно сокращался и, наконец, застыл в неустойчивом равновесии. С горки один за другим скатывались дети…
Дети…
У нее никогда не было детей и, наверное, уже не будет. В четырнадцать лет ее изнасиловала группа пьяных моряков… их так потом и не нашли. С тех пор она ликвидировала больше двухсот человек. Только мужчины. Стрелять в женщин она принципиально отказывалась… да и много ли женщин на войне.
Одна ее подруга взяла себе мальчика, заключила фиктивный брак ради этого. Но она так поступать не собиралась. Нет, она есть та, кто она есть. Немезида. И если Господь так решил, то пусть так и будет.
Палец дожал спуск. В тысяче трехстах семи метрах разлетелось красное ведро, неизвестно кем оставленное на крыше, а спешащий к машине поляк резко поднял голову и шагнул вправо, под бетонный козырек подъезда. Он служил в Афганистане и знал, какой звук ты слышишь, когда по позиции начинает стрелять снайпер. Но звук не повторился, никто не бежал, не кричал – и поляк подумал, что все нормально…
И шагнул снова на дорогу, не зная, что попал в поле зрения снайпера. Но снайпер уже не стрелял.
– Цель поражена.
– Подтверждаю, отбой.
Она резко повернулась. Ее куратор стоял за спиной, на нем было легкое осеннее пальто, и он был полностью лыс… то есть брит наголо. Это было давней польской традицией среди шляхты – брить голову наголо, но она сомневалась в том, что он поляк. Хотя по-польски он разговаривал чисто.
– Я обыскала всю квартиру.
– Значит, плохо обыскала.
Он привалился к стене, она прошла мимо него, выглянула в коридор. Дверь была закрыта – она закрыла ее на щеколду.
– Я устала! – зло сказала она.
– Мы платим тебе десять штук в месяц. Это достаточная сумма, чтобы потерпеть.
– Я не могу так. Когда?
– Скоро. Скоро…
Он повернулся.
– Убери за собой и спускайся. Винтовку бери с собой. На кухне большая картонная коробка. Белый «БМВ».
– Где они?
– Сейчас…
Две машины, обе марки «Газель», – тот факт, что машины были русские, никого не смущал, – стремительно подъехали к заброшенному трехэтажному дому на окраине Черниговщины. Из машин бросились вооруженные автоматами бойцы… сплошной треск очередей. Внешне все выглядело хаотично, но на деле… Опытный Дiд прекрасно видел, что они делают. Одни глушат очередями, используя длинные, пулеметные магазины, просто чтобы заставить противника залечь. Другие работают прицельно, используя более точное оружие, – это может быть «СВД», русский «Вепрь» или «Сайга-308», снайперская винтовка «Зброяр» или «РПК» с оптикой. Их задача – залечь, занять позиции и обеспечить точный, прицельный огонь, что даст возможность штурмовикам сменить магазины и сделать еще один бросок, уже окончательный. Тактика, отработанная на Востоке и известная как «один – три». Это значило, что на трех штурмовиков приходится один снайпер или точный стрелок. Такая тактика родилась вынужденно, потому что у батальонов Нацгвардии не было пулеметов, но зато в достатке было мощных охотничьих винтовок с оптическим прицелом. Пришлось подстраиваться под то, что есть, делая слабые стороны сильными.
Тем временем штурмовики окончательно преодолели расстояние до здания и ворвались в него. Заметно было еще одно отличие в тактике – штурмовики вели в основном автоматический огонь, почти не экономя патроны.
Заработала рация:
– Сокил до Яра, Сокил до Яра.
Инструктор взял рацию.
– Яр – Сокилу, прием.
– Здание захвачено. Восемь учебных целей подавлено.
– Принял, на исходную.
– Есть на исходную!
Отход отработали тоже красиво – сначала снайперы прикрывали отход, потом штурмовики прикрывали посадку снайперов. Отходили задним ходом – немаловажный навык в условиях городского боя, штурмовики держали двери открытыми, дежурные огневые средства были готовы огрызнуться огнем. Использовали то же, что и американцы при стрельбе с вертолетов. Шнуры, повешенные на двери…
– Добже… – сказал польский полковник, опустив бинокль, – бардзо добже.
Упражнение номер два. Бетонная площадка, здания: раньше тут был военный городок, сейчас – городок специальной подготовки.
Две шеренги. Одна шеренга – одетые в некое подобие специальной полицейской формы [22] люди со щитами, другая – такие же люди, но одетые примерно как протестующие. Позади – линия автомобилей, выставленных как баррикады, и там – два снайпера. Протестующие – явно подготовленные к неприятностям – старые, советские, но от этого не менее прочные армейские каски, защита рук и ног, бронежилеты, палки, но в этот раз защищенные, которыми нельзя нанести травму…
– Хоп!
По сигналу невидимого режиссера протестующие с диким криком «Слава нации!» бросились на полицейскую шеренгу…
Полицейская шеренга оказалась достаточно профессиональной, они не допустили «растаскивания» и уперлись на одном месте, подставив ноги под край щитов.
Было заметно еще одно – составной частью атакующей группы был оператор, он держался вместе с нападающими, чтобы создавать эффект максимального присутствия, но при этом он не лез на рожон и оберегал камеру. Явно не случайный человек – не просто оператор, а оператор, обученный снимать в условиях массовых беспорядков.
– Внимание на машины! – сказал инструктор.
Было видно, как два стрелка, вооруженные то ли макетами «АК», то ли настоящими разряженными автоматами, вдруг один за другим встали и подняли правую руку.