Валя несколько минут стояла, глядя в окно, затем решительно повернулась и вышла из диспетчерской.
– Можно к вам, Михаил Григорьевич? – с тем же решительным видом спросила она, входя в кабинет директора.
Поляков разговаривал с Сергеевым, и Валя прервала его на полуслове. Он вопросительно посмотрел на нее.
– Я получила распоряжение Григория Филипповича о переключении машин. Я не могу этого сделать без Федора Ивановича.
– Разве не вы остались за Королева?
– Я.
– Значит, вы и должны выполнить распоряжение.
Волнуясь, Валя проговорила.
– Получается так: автобазе нельзя подводить своих клиентов, а нам можно!..
Еще не закончив фразы, она поняла ее неуместность, но было уже поздно. Поляков пристально посмотрел на нее.
– С каких это пор контора перестала быть частью автобазы?
– Я не так выразилась.
– Вы ясно выразились: автобазе нельзя, конторе можно. И я спрашиваю: с каких это пор контора перестала быть частью автобазы?
– Она не перестала быть частью автобазы, – сказала Валя, – но у нее есть свои, особые задачи.
– Очень хорошо, – перебил Поляков, – но пока выполняйте задачи, которые ставит перед вами дирекция
Выйдя из кабинета директора, Валя отправилась к Тимошину.
Она нашла его в сварочном цехе. Тимошин, Любимов и ее отец рассматривали лежавшие на столе детали. Валя поняла, что пришла не вовремя.
– Здравствуйте, – проговорила она. – Я потом зайду.
– Пожалуйста, пожалуйста, – сказал Любимов, предполагая, что Валя зашла к отцу.
– Я к Прокофию Михайловичу, – сказала Валя,
– Слушаю, – сказал Тимошин.
Валя молчала. Глядя на оживленное лицо Тимошина, она вдруг поняла, что сама виновата в своей неудаче у Полякова. Разве можно говорить директору «мы» и «вы»? Если бы она правильно повела разговор, разве Михаил Григорьевич не понял бы ее! Нужно было доказать ему, какой урон для конторы потерять доверие клиентов.
– Слушаю, – повторил Тимошин и улыбнулся Вале.
Он держал в руках блестящий фигурный стальной валик, на который из маленького оконца под потолком падал короткий луч солнца. И казалось, этот луч играл с валиком, передвигаясь вслед за ним и весело суетясь, когда Тимошин поворачивал валик в своих длинных, тонких пальцах.
Валя молчала. Неужели она сама не может доказать свою правоту директору автобазы, да еще такому директору, как Поляков?
– Не нужно, Прокофий Михайлович! Если вы позволите, я к вам вечером зайду.
– Если дело срочное, то лучше сейчас, – ответил Тимошин, вглядываясь в лицо девушки.
– Нет, вечером, – сказала Валя и вышла.
Итак, она ничего не добилась ни у Степанова, ни у Полякова, а разговор с Тимошиным вовсе не состоялся. Но Валя твердо решила добиться отмены приказа о переключении машин. Она представляла себе завтрашний день, беспокойные звонки обманутых клиентов, суету на складах, где лежат готовые к отправке грузы. Нет, уступить раз – значит узаконить беспорядок. Она посмотрела на часы – до пяти еще есть время. Нужно разыскать Королева и вместе с ним снова пойти к Полякову.
Когда Валя вышла из кабинета, Сергеев рассмеялся:
– С характером девушка.
Поляков усмехнулся, но на душе у него было тревожно. Что-то сделано не то!
– С характером, – повторил он, – да ведь у них работа беспокойная: не всякого загонишь под погрузку. Кстати, Константин Николаич, если мне придется попросить у тебя завтра несколько машин для вывозки оборудования, дашь?
Сергеев удивился:
– Имеешь такой парк – полтораста автомобилей, а для себя, для своих перевозок, просишь?
– Мы не любим ломать суточный план. Сам ввел такой порядок, приходится ему подчиняться. Я, конечно, постараюсь выкроить машины, но на всякий случай спрашиваю тебя.
– Конечно, дам! – сказал Сергеев. – У меня тоже план, но я еще пока хозяин своим машинам. Да и клиентура у меня сговорчивая, держу ее в руках. – Сергеев поднялся. – Если понадобится, позвони, к вечеру буду в Касилове. Только мой совет тебе, Михаил Григорьевич: не уступай, дал приказ – душа вон, но выполняйте!
Оставшись один, Поляков задумался. Он был недоволен собой. Допустим, Валя погорячилась; разве это мешало ему выслушать ее? Нехороший прием: поймать человека на неудачной фразе и этой неудачной фразой доказать собственную правоту!
Вскоре вместе со Степановым явились Королев и Валя. Королев шел своей стремительной походкой, наклонив вперед бритую голову, всем своим видом выражая неудержимое стремление к жестокой битве. Заметив это, Поляков сухо спросил:
– Что вы хотели сказать, товарищ Королев?
– А то хотел сказать, Михаил Григорьевич, – еще больше наклонив вперед голову, точно собираясь бодаться, ответил Королев, – не гожусь я вам – снимайте! А пока я начальник конторы, прошу распоряжения отдавать мне, а не моим сотрудникам.
– Хорошо, – спокойно ответил Поляков, – я решу, снимать вас или не распоряжаться вашими людьми. Вы скажите: приказ о переключении машин выполнен?
– Нет!
– Почему?
– До пяти часов еще есть время. Я хотел сначача с вами поговорить.
– Почему же вы начали не с разговора, а с угрозы отставки, которая, кстати сказать, никого не пугает?
– Это дела не меняет!
– Почему же вы все-таки начали не с дела, а со своей личной претензии? – не меняя бесстрастного тона, повторил Поляков.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. В кабинете стало тихо, только слышалось стеснительное покашливание Степанова. Потом Королев опустил глаза и тихо произнес:
– Погорячился я, Михаил Григорьевич.
– Вот видите, – сказал Поляков, – вы горячитесь, Смирнова горячится, а дела объяснить некому. Теперь скажите: почему вы недовольны этим распоряжением?
– Контора может нормально работать, только имея репутацию аккуратного и добросовестного перевозчика.
– Значит, машины переключить нельзя?
Королев пожал плечами:
– Прикажите, переключим. Но это принесет конторе вред. И не обижайтесь на меня, Михаил Григорьевич: я ваш приказ выполню, но обжалую его в трест, а если трест не поможет, то в министерство.
– Я не обижусь, – сказал Поляков.
Валя рассмеялась. Степанов, улыбаясь, покачал головой и примирительно сказал:
– Понимаете, Михаил Григорьевич, получается замкнутый круг: и вы правы, и они. Чем шире они развертываются, тем больше отдаляются от автобазы. Кто прав, кто виноват?