Она перевернула страницу, закрыла на время то, что было связано с Катей и ее практически решенными проблемами, и теперь смотрела в окно купе поезда Саратов – Адлер, в котором ехала в Лазаревское, туда, где, по рассказам Виталия, проживала его сестра, единственный человек, по мнению Нади, который мог знать его фактический адрес или номер телефона. Сестра. «…Вот поработаю немного, накоплю деньжат, и мы рванем с тобой в Сочи или Лазаревское, купим там дом на море, чтобы и сад был… У меня там сеструха живет, они с мужем недавно дом купили, коз держат, все для туристов, понимаешь? Развернулись короче». – «У тебя есть сестра?» – «Ну да, Тонька! Она хоть и косит немного, еще с детства, а мужика отхватила себе нормального, с понятием».
Вот и отправилась она в Лазаревское искать «косую» женщину по имени Антонина (девичья фамилия предположительно Бузыгина), у которой есть приличный муж «с понятием», дом и козы.
…Частный детектив, которого она наняла, уже через сутки дал ответ, что человека с такой фамилией в городе нет, вернее, что он нигде не зарегистрирован: ни в одной гостинице, ни по адресу. Зато его данные сохранены в базе МВД. В 2001 году он был осужден, отправлен в колонию строгого режима в Сургут и выпущен на свободу в прошлом, 2013 году. Возможно, он зарегистрирован в другом городе, но для того чтобы его найти, требуется время.
А Надя не хотела ждать. Она понимала, что человек с таким прошлым, да еще и с «меншиковским» кладом в кармане, вряд ли станет светиться где бы то ни было, он, возможно, вообще сменил имя и фамилию и живет по фальшивому паспорту. И пока еще живет здесь, в России. Ведь нашел же он Надю зачем-то, не уехал сразу за границу, куда уезжают практически все нормальные люди с большими деньгами, да еще и с криминальным прошлым. Начинают жизнь в какой-нибудь красивой цивилизованной стране, покупают дома, яхты… Женятся, наконец, заводят детей.
Она не верила в то, что он нашел ее для того, чтобы позвать за собой в дальние страны, в новую жизнь. Такой любви не бывает. Все-таки прошло почти тринадцать лет, и за это время он, сидя в тюрьме, наверняка списался с какой-нибудь женщиной, которая ждет его, реально строит планы на будущее.
А что Надя? Она никогда не интересовалась им, хотя думала часто. Особенно в первые годы, приходя в себя после перенесенных страданий. И это чудо, что ее не осудили, не посадили, что судьба распорядилась таким образом, что она встретила Бориса, который полюбил ее всем сердцем и по сути спас, дал ей шанс начать все заново.
Когда она вернулась после всего пережитого, после следственного изолятора, где мысленно прощалась с нормальной жизнью, домой, к Лере, она несколько дней пролежала в постели, чистая, с вымытыми, очищенными от запаха нечистот, которым была пропитана камера, волосами, глядя в окно на падающий снег и желая только одного: чтобы эта чистота никогда не кончалась. Она несколько раз в день принимала ванну, и психолог Крупнин, который работал с ней по настоянию Леры, объяснял это ее желанием очистить не столько свое тело, сколько мозги и душу.
– Зачем мне психолог, я и так знаю, что и зачем, – говорила, умываясь слезами, Надя, когда за Крупниным, маленьким человечком с внимательными большими глазами, закрывалась дверь. – Скажи ему, что мы больше в нем не нуждаемся. Он приезжает к нам из областного центра, ты платишь ему большие деньги, а легче мне от его визитов не становится. Наоборот, когда я вижу его, мне начинает казаться, что я нездорова, больна, что еще немного, и мне потребуется помощь уже не психолога, а психиатра, а это далеко не одно и то же.
Лера рассчитала Крупнина, но как-то так сложилось, что они стали чуть ли не друзьями. Лера, казалось бы, деревенская простая женщина, иногда подолгу разговаривала с ним, умным интеллигентным человеком, по телефону, и разговоры эти были вовсе не о психологии, а о жизни. Надя предположила даже, что Крупнин, ровесник Леры, влюбился в нее. Лера же, продолжая жить с соседом, Родионом Чащиным, время от времени ездила в город на свидания с Крупниным. Нет, конечно, Лера и раньше ездила в город за покупками и по делам, но одевалась при этом просто, по-деловому, в костюм или брюки, а в ту весну 2001 года она сшила у местной портнихи Валеевой несколько ярких платьев, купила блузку с кружевами и начала красить ресницы.
Зиму пережили, Надя вернулась в школу, где никто ее особенно не доставал в связи с Бузыгиным. По Сенной сначала ходили слухи о беременности Нади, но никакой беременности, слава богу, не случилось, да и к местной акушерке Надя не обращалась. Посудачили-посудачили да и забыли.
К ним домой зачастил Борис. Никогда не вспоминал Виталия, ни слова не говорил об убийствах и грабежах. Понимал, что ей будет больно. Говорили на самые нейтральные, разные, обычные житейские темы.
Февраль выдался холодным, никому и в голову не приходило гулять или даже идти в клуб, вот и сидели втроем – Надя, бабушка Лера да Борис – в кухне за столом, пили чай, играли в карты, смотрели телевизор. Потом Лера уходила к Чащину, и Надя оставалась с Борисом вдвоем. Видела, как он смотрит на нее, как страдает от того, что не может признаться в своих чувствах, но сама-то к нему ничего не испытывала. Сравнивала с тем, что с ней было, когда она оставалась наедине с Виталием. Как жарко он ее обнимал, какие сильные у него были руки и сладкие губы. Вот все умом понимала, что он бандит, настоящий, убийца, что у него нет сердца, раз он так легко убивал людей, но почему-то она долго не могла забыть о нем и ночью, забывшись, искала рядом с собой его, такого желанного, родного.
Вот это-то и убивало ее больше всего: за что она его любит? Может, она сама такая? Разве можно вообще любить убийцу? Значит, она как бы простила ему все, что он натворил. Ее любовь к Виталию была одновременно и тайной радостью, и тяжелой ношей. Вспоминались самые приятные минуты, проведенные с Виталием. Свадьба, потом безумие, которое захватило ее и бросило в объятия незнакомого парня. Снежная тихая ночь, разрезаемая ее веселым, счастливым смехом и визгом, когда они кувыркались в снегу, который залеплял ей лицо и таял под горячими губами Виталия.
Виталий. Он проникал в нее настолько глубоко, что, казалось, заполнил каждую пору ее существа, его здоровая, густая кровь, источник энергии, словно заполнила и ее вены, и его плоть сделала более грубой и ее тело, она после его объятий чувствовала необычайный прилив сил, как если бы этот молодой мужчина поделился собой с ее хрупким девичьим телом.
Понятное дело, все это были ее фантазии. Но она так его чувствовала, так понимала, и долгое время он снился ей, и тогда ее сон казался ей самой настоящей реальностью.
Что это все-таки было? Любовь? Или мощное впечатление от первого мужчины? Или все это вместе, помноженное на сильнейший нервный стресс?
С Борисом все было совершенно иначе. Он был красив, умен, говорил ей ласковые слова, привозил из города живые цветы и экзотические фрукты, словом, ухаживал красиво, и чувствовалось, что он испытывает к ней самые чистые и глубокие чувства, но вот огня в нем не было. Ни искры. Даже когда он в отсутствие Леры, сидя рядом с Надей, пытался обнять ее, она ничего к нему не чувствовала. Ей нравилось нравиться ему. Но любви, которая, словно землетрясение, всколыхнула бы ее, не было.