– Обедать пришла?
– Убираться. Там, наверху, я уже все…
Галя посмотрела на часы, висевшие на стене.
– Значит, так. Я через полчаса закончу готовить, тогда и придешь, – отрезала она.
– Хорошо, – покорно согласилась я, повернулась и ушла убирать гостиную. Через некоторое время из кухни до меня донесся зычный крик:
– Эй, новенькая! Иди обедать!
С неимоверной радостью бросив швабру и тряпку, я кинулась на зов, на ходу стягивая со вспотевших рук резиновые перчатки.
– Садись за стол, – приказала Галя, кивнув на стул, стоящий у небольшого обеденного стола у окна. – Мы едим здесь, а Эмма Павловна обедают либо у себя, либо в зале.
Повариха взяла тарелку, начала наливать мне суп. Я удивилась, что она говорит про свою хозяйку во множественном числе. В то же время я и обрадовалась: сейчас, за разговором, в приватной обстановке можно выведать у Гали хоть какую-то полезную для меня информацию. Я взяла в руки ложку и кусок хлеба, придвинула к себе тарелку. Суп был, как я сказала, гороховый, с копчеными свиными ребрышками.
– Меня Валей зовут, – доложила я и принялась есть. Суп был вкусен, я даже языком поцокала.
Галя налила и себе тарелку, села за стол напротив меня.
– А меня – Галей… Вкусно, значит?
Я кивнула.
– Еще бы! Я свое дело знаю! Эмме Павловне нравится, как я готовлю, они меня всегда хвалят! И Геннадий Петрович тоже. Сейчас еще котлеты будут со спагетти…
– А Геннадий Петрович – это кто? – спросила я, сделав вид, что впервые слышу это имя.
У Гали сразу как-то помрачнело лицо. Она перестала есть, положила ложку в тарелку и серьезно посмотрела не меня долгим тяжелым взглядом. Глаза ее гневно сузились.
– Слушай, ты, новенькая! Хочу предупредить тебя сразу: если положишь глаз на моего Гену – отравлю!..
Я опешила.
– Галя, вы что?! – Я тоже перестала есть и тоже посмотрела поварихе в лицо. – Вы не в курсе, но я замужем…
– Это твои проблемы, – отрезала Галя и снова принялась за еду.
Я опешила еще раз. Мои проблемы, что я замужем? В каком смысле? Я покосилась на повариху. Та уплетала свой суп за обе щеки и время от времени бросала на меня многозначительные взгляды. Я решила сразу расставить все точки над «и», нечего подвергать свою жизнь опасности, ожидая, что меня отравят на моем новом рабочем месте.
– Галя, – осторожно начала я, – вы, может, не поняли? Я замужем, у меня есть муж, я его люблю, и он, надеюсь, тоже меня любит.
Я говорила это чуть ли не по складам, стараясь донести до поварихи смысл моего заявления.
– Да плевать мне на твоего мужа! – перебила Галя. – Я вот тоже люблю Геннадия Петровича и никому не позволю отбить его у меня.
– Но я не собираюсь отбивать у вас какого-то Геннадия Петровича! – заверила я повариху.
– А у тебя это и не получится, – убежденно сказала женщина. – К тому же он не какой-то Геннадий Петрович, он – брат Эммы Павловны.
– Брат? – переспросила я, делая вид, что удивлена. – А! Так это тот мужчина, который курил вчера на крыльце? Так это брат Эммы Павловны? Он тоже живет здесь? А муж?
– У Эммы Павловны мужа нет, они – вдова. А Геннадий Петрович – их двоюродный брат.
– Понятно, – кивнула я, – хотя мне нет дела до брата нашей хозяйки.
– Дай бог! Так я тебя предупредила.
Галя взяла свою пустую тарелку и подошла к плите, чтобы наложить себе спагетти.
– А кто еще живет в доме? – спросила я с самым равнодушным видом, на какой только была способна.
– А тебе-то зачем?
– Да так, – пожала я плечами, – просто интересно. В последнем доме, где я убиралась, проживали целых шесть человек! Да еще кто-то постоянно приходил в гости. Народа было! До пятнадцати человек собиралось… А мне ж потом за ними убирать!..
Галя поставила на стол свою тарелку, взяла мою – тоже опустевшую к тому времени, и положила мне спагетти и котлету. Потом она уселась на свое место и принялась есть.
– Нет, у нас в этом плане спокойно. Ты не переживай, у Эммы Павловны гости бывают, но редко и не в таком количестве. Иногда заходит к ним друг детства – это у нас Михал Михалыч. Хороший мужик, мою готовку всегда хвалит. Молодец, говорит, Галочка, – это он меня так ласково называет. Ну, еще… пара молодых людей заглядывает… исключительно по делам. Но нас с тобой это не касается.
– Разумеется, – охотно согласилась я, а про себя подумала: а вот фиг тебе! Именно это меня очень даже касается.
– Вот и все наши гости. Честно сказать, Эмма Павловна не особо любят гостей, предпочитают больше тишину и покой, потому как работают они много, им отдых требуется. А иногда они и в ресторане могут поужинать.
– Так вам же лучше: готовить меньше!
Галя обдала меня презрительно-холодным взглядом:
– Мне платят за то, что я готовлю, а не за то, что не готовлю.
– Да-да, – спохватилась я, – это я глупость сказала…
Я уткнулась в свою тарелку.
– Вот именно… Так ты, я вижу, доела. Чай будешь пить? Есть зеленый, черный и цветочный.
– Черный, пожалуйста.
Галя налила мне бокал чая, придвинула сахарницу.
– Есть еще яблочное варенье, правда, прошлогоднее, засахарившееся. Будешь?
Я отрицательно покачала головой.
– Для кого я, спрашивается, его варила? – проворчала повариха, встала из-за стола и, подойдя к раковине, принялась мыть посуду.
Я быстро допила чай, поблагодарила Галю за «очень-очень вкусный обед» и, надев перчатки, отправилась домывать первый этаж. Повариха только фыркнула мне вслед.
В половине четвертого я увидела в окно, как в ворота въехала белая «Тойота». Из нее вышел Гена, захлопнул дверцу и направился к крыльцу. Я к тому времени практически закончила уборку, домывала холл. Гена зашел в дверь, увидев меня, едва кивнул вместо приветствия, сбросил туфли, напялил на ноги зеленые тапочки и направился к лестнице, ведущей наверх. Я быстро домыла пол в холле, вылила из ведра воду в туалете на первом этаже и тоже пошла на кухню. Галя бойко резала что-то на разделочной доске.
– Я все убрала, – доложила я поварихе.
– И что? – уставилась та на меня.
Я немного помялась.
– Но еще нет пяти часов, а Эмма Павловна сказала, что я работаю до пяти. Что мне делать?
Галя открыла было рот, чтобы ответить мне, но тут в дверях появился Гена – собственной персоной. Повариха аж подскочила на месте:
– Геночка Петрович! Вы приехали?! Обедать будете?
– Буду, – буркнул Гена, покосился на меня и, зайдя в кухню, плюхнулся на стул.