Вот и все о Первом и Втором Риме, который еще назывался Великой Византией.
Кто виноват в их гибели? Не ищите виновников извне. Их погубили собственные правители, олигархи, воры, коррупция, взяточничество и деградация населения.
Котляревский смолк. Врангель и Кутепов тоже стояли в задумчивости, осмысливая услышанное или наблюдая за тем, что происходит на берегу.
«Херсон» и «Саратов» продолжали разгружаться. Солдаты и матросы в серой холщевой робе, как муравьи, сгружали с транспортов в шлюпки неподъемные тюки, ящики, коробки, бочки, перегружали их на пирс, другая команда принимала все это и по крутым ступеням поднимала наверх.
А на берегу, неподалеку от сложенных штабелей, лениво прохаживались зуавы в песочного цвета форме и тоже внимательно наблюдали за разгрузкой.
— Шпионят, что ли? — спросил Врангель.
— Любопытствуют, — сказал Кутепов. — Тут после месяца серой жизни можно застрелиться. Корову привезут, и на нее весь город смотреть сбежится. Скука. Она-то больше всего будет разлагать армию.
— Не знаете, что делать?
— Догадываюсь. Муштра. С утра и до вечера. Чтоб не было времени скучать.
— Правильно догадываетесь, — слегка улыбнулся Врангель и повернулся к Котляревсому: — Назидательная история, Николай Михайлович.
— И я — о том же. Очень жаль, что Россия не извлекла для себя никаких уроков из гибели римских империй. Параллелей очень много.
— Но хотелось бы послушать о проливах.
— Я помню. Дойдем и до них. В угоду мечте о проливах Россия на протяжении трех веков приносила неисчислимые жертвы, которые и привели ее к экономическому краху и бунту, который назвали теперь революцией. Я мог бы это доказать, если бы у нас было еще немного времени.
— Мы никуда не торопимся. Рассказывайте, Николай Михайлович! Когда-то еще нам доведется услышать нечто подобное в таком исполнении! — горячо попросил Кутепов, при этом умоляюще глядя на Врангеля.
— Нам тоже особенно спешить некуда, — согласился Врангель. — К завтрашнему обеду поспеем.
— Императору бы нашему, Николаю Александровичу, следовало бы время от времени напоминать эту историю падения Римской империи, — сказал Кутепов.
— Ну, почему только Николаю Александровичу! — не согласился Котляревский. — История падения России началась задолго до него, — и затем он спросил: — Ну, так что? Будете слушать?
— Конечно. Будем заполнять пробелы в нашем образовании, — улыбнулся Врангель.
— Так вот! Ко времени падения Византии на восточных просторах возникло новое государство. Славянское. Православное. Князь Дмитрий Донской разбил на Куликовом поле ордынцев. К сильному московскому княжеству присоединились более слабые, такие как Ярославское, Тверское и Рязанское, а также Новгородская и Псковская земли и Чернигово-Северский и Смоленский уделы. Московскя Русь была молодой, решительной, она стала энергично обустраиваться на огромных пространствах.
В 1472 году московский царь Иван Третий (Васильевич) женился на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константина Одиннадцатого, и принял на себя герб исчезнувшей Византии — двуглавого орла, птицы невиданной нигде в мире.
Тогда старец Филофей и сформулировал философскую концепцию преемственности между Римом, Константинополем и Москвой: «“Первый Рим” и “Второй Рим” пали. “Третий Рим — Москва” — стоит неколебимо. А “Четвертому Риму” не бывать».
Москва с каждым днем крепла и расширяла свои границы, превращаясь в одно из мощнейших государств на Восточно-Европейской равнине. Кто еще мог претендовать на духовное наследие православной Византии? И не только на духовное.
Русь с незапамятных времен испытывала страстное вожделение получить доступ к выходу из Черного в Средиземное море. А после падения Византии возникла призрачная возможность овладеть Босфором и Дарданеллами. Останавливало лишь одно: Османское государство, овладевшее Константинополем и проливами. К этому времени оно уже приобрело достаточную силу, чтобы помериться силами с Москвой.
Едва встав на ноги, молодое славянское государство нуждалось в торговых путях. Древний и привычный путь «из варяг в греки», пролегавший через Северную Русь, Прибалтику и Киевскую Русь в Византию и дальше, в Европу, практически перестал существовать. Купцы, которые все же ухитрялись проникать в Европу, жаловались на непомерные налоги, изымаемые турками за проход через проливы.
Длительное время, несмотря грабительские поборы, московские государи пытались сохранить с Портой дружеские отношения. Царь Федор Иоаннович писал вступившему в 1584 году на престол султану о том, что и их прадеды, Иоанн и Баязет, и их деды, Василий и Салимон, и их отцы, Иоанн и Селим, называли друг друга братьями. Иоанн Федорович писал: «Россия открыта для купцов султана без всякого завета в товарах и без пошлин». И просил он только о взаимности.
Турки вели себя высокомерно.
Царь Михаил Федорович решил помериться силами с турками. Донские казаки внезапно заняли принадлежащий османам Азов. Впереди замаячила война. Взвесив свои силы, Земский собор не поддержал царя, и он отозвал своих казаков.
И тем не менее мечта славян о проливах, возникшая сотни лет назад, обретала все большую силу и продолжала будоражить умы последующих поколений.
Но невезение преследовало россиян. Начатая было Алексеем Михайловичем война тоже закончилась неудачей. Это случилось в том самом году, когда царица Наталья Нарышкина родила сына, нареченного Петром.
Петр еще с юных лет замышлял завоевать Царьград (так в древние времена, при князьях Олеге, Игоре, Святославе и даже позже славяне называли Константинополь). В двадцать три года Петр осуществил свой первый поход, в результате которого Россия закрепилась на побережье Азовского моря и, несмотря на то что вокруг были земли, занятые турками, он уверовал, что вскоре станет владеть Черным морем. А там и до Царьграда, и до проливов недалеко.
Несколько черноморских походов Петра не принесли ему ни громкой славы, ни крупных побед. Лишь в 1774 году, по Кучук-Кайнарджийскому договору с Османской империей, Россия добилась присоединения Крыма и таким образом получила право беспрепятственно плавать по Черному морю. К России отошло азовское побережье вместе с городами Азов и Таганрог, и был также установлен протекторат над Молдавией и Валахией.
Но Екатерина Великая мечтала о власти, которая простиралась бы если не на всю Европу, то на большую ее часть. При этом она понимала, что путь к мировому владычеству лежит через Константинополь и проливы. Путешествуя как-то по Крыму, она даже велела на воротах Севастополя сделать надпись «Дорога на Константинополь». На место будущего византийского императора Екатерина прочила своего фаворита Потемкина.
Но не сбылась мечта Екатерины Великой.
Планы России утвердиться в Константинополе и на проливах постоянно сдвигались.
Историк и публицист Погодин писал, что как славяне мы должны освободить наших соплеменников-единоверцев, как европейцы — прогнать турок, как православные христиане обязаны сохранить Восточную церковь и возвратить Святой Софии ее вселенский Крест.