И тысячи тех, кто не был
Никем, сгоревшие бабочки, дым…
Воздадим
Каждому…»
Грудь Фаргала жгло, словно к коже прижали раскаленное железо, а живот содрогался от сладостного томления:
– Ты будешь всегда со мной!
Ты будешь – в глазах моих! – пела Ирзаи.—
Я буду хранить тебя
В сиянии вечно!
Она взмахнула рукой, нож пропал, и над Фаргалом сплелось из светящихся нитей огромное прозрачное яйцо.
– Ты будешь взирать на меня!
На жаркие игры мои!..
«Спускался в Ад. Шестнадцать кругов,
Шесть заржавленных истин
Вместо цепей. В счастливых глазах —
Медь. По жаркой смоле.
За хохот мглы. За гнев богов.
Сюда не доходят мысли!..»
Еще одна черная прядь легла на теплый мрамор.
Сущность Фаргала разрывалась надвое!
«…За хохот мглы. За гнев богов.
Сюда не доходят мысли!
Но здесь – душа моя!
И нельзя
Без нее там,
На земле!»
«Там, там,там…» – звенело в растекшемся сознании Фаргала.
– Да,– пересохшими губами шепнул он.– Да!
Чистый серебряный звон прокатился по пещере. И в следующий миг Фаргал увидел Ту Кому Принадлежал.
Огромный золотой зверь зашипел, как рассерженная кошка.
Между Фаргалом и Ирзаи возникла сияющая фигура Таймат.
Ирзаи-Всадница осеклась. Ее синие глаза выплеснули холод:
– Приветствую тебя, Сестра!
Прошло столь много лет.
Я заждалась! Пришла пора:
Я снова в мире…
– Нет!
Лик Ирзаи потемнел. Она качнулась навстречу сияющей фигуре, но охранительница Фаргала подняла руки:
– Сестра! Ты помнишь, мы клялись
Рождением своих Имен,
Что после Первого никто,
Никто не будет разделен
Меж нами? И не посягнет
Другая на чужой огонь!
Покуда одна из нас живет,
Другая…
– Нет, Сестра! Не тронь!
Ирзаи метнулась вперед, но Таймат вновь заслонила Фаргала:
– Он – мой! – вскрикнула Всадница.—
Он сам пришел на Зов!
Как все они! – Рука ее указала на толпу бритоголовых.—
И здесь
Ты промахнулась! И готовь
К безвременной стезе
Себя. Как я! Сквозь бездны лет
Сквозь вечность пустоты
В полубеспамятстве ты…
– Нет!
– Не я уйду, а ты! Смотри!
Смотри же! Вот мой Знак
Он – Мой! Извне или внутри
Мой пламень – в нем. Итак,
Ты видишь?
Таймат шагнула в сторону.
Ирзаи впилась взглядом в Фаргала, и тот содрогнулся от лавины обрушившегося на него ужаса, боли, смятения.
– Вижу! – произнесла Ирзаи мертвым голосом.—
Забирай!
Он твой! Уходим мы.
Прощай!
С трудом – куда девалась прежняя легкость? – Богиня взобралась на плечи Леопарда. Зверь вперевалку побежал к воде. Он тоже как будто съежился, отчего еще больше выпирало набитое брюхо.
Зверь и его наездница вошли в озеро и через минуту исчезли под черной поверхностью.
Таймат, Древняя Богиня, повернулась к Фаргалу, шевельнула губами. Брошенные Ирзаи на пол отрезанные волосы взлетели и приросли к своим корням.
– Ну вот и кончилось, мой царь! – проговорила она нежно.—
Прощай и позабудь
О том, что свет мой до конца,
Твой озаряет путь!
Сияние вспыхнуло и угасло. Осталось только черное озеро и два голых человека, распростертых на отполированном камне.
– Вот храм нашего бога! – торжественно произнес маг.
Кэр увидел уходящее вверх сверкающее, изумрудно-зеленое спиральное дерево. И лишь чуть позже, заметив огромные переливающиеся кольца, сообразил, что это за дерево. Где-то на огромной высоте повисла широкая сплюснутая голова с тремя рубиновыми горящими очами. Кэр только раз поднял на нее глаза и сразу же отвернулся.
Никогда раньше не видел он изображения Аша такой величины. И не догадывался, что внушающий ужас идол – всего лишь символ Мудрого бога. Так же, как атакующий сокол – только символ Яго.
Но в отличие от жрецов Яго, для которых бог был незрим и воплощать его в изваяние не полагалось, последователи Аша очень часто создавали чудовищные подобия Змея.
Кое-кто из посвященных, впрочем, полагал – Трехглазый Змей был не самим богом, а только Стражем, охраняющим сны Мудрого Аша.
Откинув назад крупную голову, маг наблюдал за сыном вождя. Его глаза не упускали ни малейшей детали, фиксируя и вспышку страха, и то хладнокровие, с которым юноша сумел подавить испуг. Жрец понимал, что не само огромное изображение потрясло Кэра. Не фетиш, а то, что молодой воин оказался в настоящем храме Аша,– вот что заставило затрепетать его сердце. Да, на сей раз жрец Мудрого не ошибся. Сколь ни смешны представления горцев о Величайшем, но старейшие клана Мечей сумели напитать воспитанника благоговением.
Слуга мага, Карашшер, тоже не спускал глаз с юноши. Его обязанность – охранять господина от физической опасности. А то, что Кэр – опасен, Карашшер знал. Не важно, что сам слуга мага куда сильнее юноши. Бывает, и черная антилопа пронзит рогом прыгнувшего льва!
Воин не мог читать мысли Кэра. И сейчас переменил о нем мнение. Раньше Карашшер думал: Кэр – волчонок, натасканный на убийство. Гордый, что может убивать лучше других. Ни к первому, ни ко второму качеству Карашшер не испытывал приязни. Карашшер не любил хороших воинов. Хорошие воины представляли пусть и незначительную, но – опасность для него самого. И убийц он тоже не любил, воспринимая убийство как скучную, но необходимую работу. Азарт борьбы полностью угас в душе слуги мага. Такова была цена подаренного бессмертия.