– Звуки?
Зачем он это ляпнул? Никаких звуков он, конечно, не слышал, но теперь ничего не остается, как продолжать.
– Да… хруст веток, будто кто-то зашевелился в ельнике. Я решил, что это зверь.
– Какой зверь?
– Не знаю… я его не видел. Косуля. Или лось.
– Одним словом, какой-то крупный зверь?
– Именно так, крупный зверь. Но не хищник.
Ее зеленые глаза округлились.
– Хищник? В каком смысле – хищник?
– Есть же у нас хищники в лесах. Их так не увидишь, они сторонятся людей, но есть же и рыси, и медведи, и волки… нет, волки вряд ли, у нас на юге волки вряд ли…
Ян почувствовал, что его понесло, что он болтает только ради того, чтобы скрыть страх. Закрыл рот и виновато улыбнулся.
Вопросов больше не было.
– Спасибо. – Зеленоглазая инспекторша пометила что-то в блокноте.
Ян поднялся:
– А лес прочесывать продолжим?
– Пока нет. Вертолетное наблюдение и точечные операции.
– Мне бы хотелось чем-то помочь, – сказал Ян, пытаясь понять, что означают на полицейском языке «точечные операции».
Он вышел из комнаты и посмотрел на часы. Двадцать минут третьего. Скоро сутки с того момента, как Вильям залез в бункер и Ян запер его там.
Будто год прошел.
Нина и все остальные, и из «Рыси» и из «Бурого медведя», собрались в воспитательской. Почти не разговаривали, но лица напряженные. Ждали. Похоже на поминальный кофе. Сигрид на месте не было – после допроса она сказалась больной и ушла домой.
Допрос… а ведь это был настоящий допрос. Он чувствовал себя совершенно измученным. Полиция видела посылку с шапочкой, ищут похитителя… но на него-то подозрение не падает? Или?
Он тоже налил чашку кофе, сел и постарался расслабиться. Солнце зашло за тучи. Смеркаться еще не начало, но дело шло к сумеркам.
Второй вечер Вильям проводит в лесу. Второй вечер, потом будет вторая ночь.
– Как ты, Ян? – тихо спросила одна из воспитательниц.
Он вздохнул:
– Ничего.
– Твоей вины нет.
– Спасибо.
Твоей вины нет. Странно, но Яну иногда и в самом деле казалось, что он ни в чем не виноват. Просто так вышло – маленький Вильям взял и исчез. Но он тут же вспоминал, как обстоит дело, и ему становилось очень и очень не по себе.
Только что он обратил внимание, насколько невыносима тишина в детском саду без детей. Ничего не происходило. Время от времени входили и выходили полицейские в своей черной форме. Вид у них был мрачный, и Ян понимал, что Вильяма пока не нашли.
Он допил кофе, вымыл за собой кружку и посмотрел в окно.
Кончай, вдруг услышал он голос в голове. Именно это слово – «кончай». Кончай этот идиотский ритуал. Выпусти его.
Он встал.
– Мне надо идти.
– Домой? – спросила Нина.
– Не знаю… пойду в лес.
Он беспомощно посмотрел на Нину, но та отвернулась и грустно посмотрела в окно:
– Полиция считает, что в лесу его нет.
– Я понимаю. Но все равно пройдусь по лесу немного, а потом пойду домой. Что-то же надо делать.
Ему сочувственно улыбались коллеги, но он на улыбки не отвечал.
Вдруг Яну пришло в голову, что снаружи «Полянка» выглядит довольно убого. Обычный деревянный барак, задуманный и построенный как времянка, под очередное нововведение, которое, скорее всего, долго не продержится. Свидания с родителями прекратят, а с ними и само здание исчезнет без следа. Зима на подходе… одного хорошего шторма достаточно, чтобы снести крышу в «подготовительной школе», повалить стены и вымести начисто комнаты.
А вот Санкта-Психо – другое дело. Серая каменная громада стояла уже сто лет, и никаких сомнений, что простоит еще сто, а то и больше.
Сегодня суббота, у Яна ночное дежурство. Он уже настраивается на веселые детские голоса, но его встречает полная тишина. Нет, не полная. В кухне звякает посуда, и, не успел он раздеться, как оттуда выглянула Ханна. В руке у нее нож. Обычный столовый нож. Наверное, разгружает посудомоечную машину.
– Привет.
– Привет… а разве сегодня ты? Я думал, Лилиан.
– Она заболела.
– А дети где?
– Они сегодня в новой приемной семье Миры.
– А когда придут?
– В любой момент… – Ханна опасливо оглядывается, хотя никого, кроме них двоих, здесь нет.
– И вот что, Ханна… все, о чем мы говорили, все эти тайны… ты же не будешь никому их передавать?
Он чувствует себя идиотом, но Ханна даже не улыбается. Отрицательно качает головой. Глаза, как всегда, блестят.
– Тайны сблизили нас, Ян.
– Это правда. Мы заключили пакт.
На том разговор и заканчивается – хлопает входная дверь, и на пороге появляются две маленькие фигурки в водонепроницаемых комбинезонах. Мира и Лео.
Мира увидела своих воспитателей и радостно завопила. Ханна и Ян машинально отодвинулись друг от друга. Дети не должны замечать личных отношений воспитателен.
Детей привел мужчина средних лет в синей кепке, бежевой куртке и тяжелых, прочных с виду сапогах. Сама надежность. С улыбкой потряс руки воспитателям и представился:
– Запасной папа Миры.
Они тоже заулыбались в ответ.
– Все прошло хорошо… – сказал он. – Замечательные детишки. Думаю, все сложится…
– Безусловно, – подтвердил Ян.
Теперь уже с Ханной не поговоришь. Ее смена кончается в половине седьмого, и она – минута в минуту – надевает куртку, показательно долго обнимает детей, кивает Яну и исчезает.
Он ставит на стол ужин и садится вместе с детьми за стол:
– Весело было сегодня?
Мира киваете набитым ртом.
– Я буду жить на ферме. У них есть лошадки!
– Вот это здорово… А тебе дали их погладить?
Мира опять кивает, глаза ее так и светятся счастьем. Она полна ожиданий – подумать только! Она будет жить на ферме, где есть лошадки!
Ян переводит взгляд на Лео. Его приемные родители тоже живут на хуторе, но он мрачен.
– Наелись?
– Не очень. – Мира притворно пожимает плечиками. – А конфеты есть?
Она прекрасно знает, что сегодня суббота, а по субботам детям дают конфеты.
После конфет он читает им сказки, глаза у них начинают слипаться, и он укладывает их, несмотря на обычные протесты.