– Это мята, – зачем-то уточнила Оля. – Гель такой, мыло для рук.
– И дует, голова мерзнет, – договорил посетитель.
Я посмотрела на совершенно лысую макушку Евгения Антоновича и снова уткнулась в Костю, скомандовав себе: «Степа, постарайся не заржать, как глупая лошадь».
– У нас тепло, – сдавленно произнесла Вера, – просто у вас… э… э…
– Что у меня? – сердито осведомился Евгений Антонович.
– Ничего, – живо ответила администратор. – Прекрасно выглядите, вы сегодня такой брутальный, такой сексуальный. Настоящий мачо. Страстный кальвадос.
Из моей груди все-таки вырвался смех, но я тут же замаскировала его кашлем. Кальвадос – это водка из яблок, но, похоже, Вера считает, что это слово означает мужчину-мечту.
Евгений Антонович приосанился и попытался втянуть живот.
– Пойду помою руки.
– Туалетик слева, – услужливо подсказала Вера.
– Знаю, – оборвал ее толстячок, – не впервые у вас. Или намекаете, что я впал в маразм?
– Что вы! Никогда! – затрясла головой Вера. – Просто некоторые клиенты в наших коридорах путаются.
– Я не некоторые, я профессор, читающий лекции по аудиовизуализации, – объявил Евгений Антонович. И, вздернув подбородок, двинулся в нужном направлении.
– Что такое аудиовизуализация? – удивилась я, отходя от Константина.
– Фиг ее знает, – пожал плечами Столов. – Наверное, какая-нибудь очень занудная наука. Никогда о ней не слышал, но, с другой стороны, я не являюсь энциклопедически образованным человеком.
Входная дверь скрипнула, на пороге снова нарисовался Петр.
– Гляньте, кто пожаловал, – заголосила Вера, – давно не виделись, входите, не стесняйтесь. Чего надо? Куда Алису дел?
– Домой отнес, – объяснил парень. Затем добавил: – Люська вернулась.
– И зачем приперся? – нелюбезно осведомилась администратор.
Петр показал пальцем на баллон, лежавший на полу.
– Жена за тарой прислала, отругала, что я у вас банку забыл.
– Хозяйственная, – протянула Оля.
– Экономная, – язвительно заметила Вера. – Хватай и уматывай.
Молодой папаша наклонился и поднял емкость.
– У‑у-у‑у‑у… – полетел из коридора вой, – у‑у‑у…
– Монстры возвращаются, – с серьезным лицом заметил Костя. – Ужас с четырьмя лапами летит на крыльях ночи, спасайся кто куда может.
Петр уронил баллон, тот, тихо звякнув, развалился на четыре части.
Вера, стоявшая за стойкой ресепшен, присела. Оля снова юркнула под столик. Елена с воплем: «Вы должны поймать Фросю и вернуть ее мне немедленно!» – тоже бросилась в свое, так сказать, привычное убежище под стойку. И уже оттуда заверещала, обращаясь к администратору:
– Подвинься! Ишь жопу отрастила, другим места нет!
– На себя посмотри, щеки со спины видно, – не осталась в долгу Вера. – Это мое рабочее пространство, мне тут и прятаться. А твое место вообще на улице, ты не пациентка, а просто так мимо шла.
Я вцепилась в Костю и зажмурилась.
– У‑у-у‑у! – выла Фрося.
Потом вой затих, и мужской голос спросил:
– Где мои волосы?
Я открыла глаза и увидела красного Евгения Антоновича. Фроси в помещении не было.
– Волосы мои куда ушли? – заорал пациент.
– В смысле паричок? – уточнила из-под ресепшен Вера.
– Блин, он кокнулся… – с отчаянием произнес Петр. – Вот же блин! Ну, блин!
– Блины? – заинтересовался школьник Володя, заглядывая в холл. – Их тут всем раздают? Хочу с вареньем.
– Где мои волосы? – повторил Евгений Антонович. – Не ношу парики. Кто сказал, что я пользуюсь накладками? Он врет.
Я во все глаза смотрела на макушку профессора, похожую на голую коленку. М-да… Можно иметь четыре высших образования и навсегда остаться дураком. Собственно, что плохого в париках?
– Поймайте кисоньку, – заныла Лена.
– Сначала надо понять, куда она заныкалась, – справедливо заметила из укрытия Оля.
– Вот ваша красотка, – сообщил Виктор Николаевич, входя в холл со свертком в руках, – я замотал ее в плед. Лена, вы далеко живете?
– В этом же доме на пятом этаже. У нас три комнаты, одна смотрит во двор, – непонятно зачем уточнила блондинка. – Кстати, угадайте, чья это спальня? Уж не наша с мужем! Мы каждое утро в пять часов от шума на проспекте просыпаемся, а Мария Сергеевна…
– Где мои волосы? – снова вопросил профессор.
Томилин, продолжая держать скомканный плед, взглянул на пациента.
– О! Евгений Антонович! Где ваши волосы? То есть я хотел сказать, проходите в кабинет, пожалуйста.
– Без волос с места не сдвинусь, – уперся тот. – Когда вошел в вашу клинику, они были на голове совершенно точно. Уверен! А в туалете пропали.
– Отнесите Фросю домой, – заныла Лена, – боюсь ее в руки брать.
– Вот вам пример полной наглятской наглости! – возмутилась Оля, поднимаясь на ноги. – Дайте попить, потому что очень поужинать хочется, и спать негде лечь, да и кошелек пустой. Банки с дурного животного сняли, весь холл угваздали, километр нервов порвали, так еще доставь ей гадкую кошатину прямо в спальню. Але, ты часом не баронесса фон Хамло? Я бы на твоем месте предложила помочь в приемной порядок навести.
– Мне нельзя грязной работой заниматься, – вскинула подбородок Елена, – я певица, на сцене выступаю.
– И чего? – пришла на подмогу медсестре Вера, выходя из-за стойки ресепшен. – Тряпку же не горлом держат.
– Руки должны быть красивыми, без царапок, – защебетала Лена. – Мне ничегошеньки ими делать нельзя – ни стирать, ни гладить, ни готовить, ни…
– Да уж поняли, – махнула рукой Оля. – Только ложку держать и деньги мужа считать.
– Где мои волосы? – возопил Евгений Антонович.
– Господа, – подал голос Костя, – время позднее, давайте поступим так: Елена возьмет у Виктора Николаевича одеяло с Фросей и отнесет кошку домой, а плед вернет завтра в клинику. Евгений Антонович отправится в кабинет на встречу с бормашиной, Оля поможет доктору, Вера вызовет уборщицу, а мы со Степой наконец-то мирно уедем. У тебя что-то болит?
Последний вопрос явно адресовался мне.
– Нет, – коротко ответила я.
Томилин протянул Лене комок из пледа.
– Прошу, получите.
– Разверните! – потребовала та.
– Зачем? – не понял врач.
– Вдруг вместо Фроси забулдыгу беспородную подсовываете? – прищурилась девица.