– И как вы с братом отреагировали на такую новость? – поинтересовалась я. И превратилась в слух, представляя себе «картинку»: двое взрослых серьезно беседуют с маленькими детьми.
…В ответ на слова матери Родион молча кивнул, а сестра спросила:
– Почему дура орала, что у папы другое лицо?
Антонина удивилась:
– Вы не помните про аварию и пластику?
– Нет, – хором ответили дети.
И тогда мама рассказала о том, что случилось: про бетонный столб, про изуродованное лицо отца, о его долгом лечении. В заключение призналась:
– Очень тяжелое время было. Ты, Настя, крошечная, постоянно болела, все детские инфекции цепляла. Няньки в доме с калейдоскопической быстротой сменялись, никто не хотел сидеть с двумя детьми, из которых один чрезвычайно егозливый мальчик, а вторая безостановочно хворающая девочка. В конце концов одна женщина поставила условие: она будет заботиться только о Насте. Пришлось Родиона в круглосуточный интернат отдать. Неужели ничего не помните?
– Мама, я же тогда ростом с кошку была, – напомнила дочка.
– С тобой понятно, – улыбнулась Антонина. – Но Родион-то уже в школу пошел. Неужели все забыл?
Мальчик стушевался.
– Ага. Если в памяти покопаться, что-то всплывает, но очень смутно. Вроде папу в прихожей увидел, не узнал и заплакал.
По губам Кирилла скользнула улыбка.
– Это случилось в тот день, когда я наконец-то из клиники выписался. Вошел в холл, и вы оба заревели. Лицо у меня еще полностью в порядок не пришло, были отеки, синяки, короче, выглядел я не ахти, вот вы и перепугались. Хорошо помню – вы первое время меня сторонились. Но потом все наладилось.
– А как ты раньше выглядел? – продолжала любопытствовать Настя. – У вас есть фото?
– Нет, – отрезала мать. – Мы не хотим вспоминать ту катастрофу, живем не прошлым, а будущим. Давайте навсегда закроем обе темы: папину первую женитьбу и катастрофу, которая едва его не убила…
Анастасия замолчала и исподлобья взглянула на меня.
– Почему отец, когда в первый раз разбился, Дом Души строить не стал? Чего его только теперь переклинило? Я ваще-то к нему хорошо отношусь, хоть у него крыша поехала. А мама… Мать врунья! Брешет всем, что свою модную одежду в приют для бедных отдала, что ходит в шмотье, которое ей подруга на коленке мастерит. Ха! Просто лейблы отчекрыжила, вместо них другие ярлычки пришила и сказочки рассказывает. В ванной у нас дерьмище стоит: гель для мытья, шампунь, пудра и губная помада, которыми даже нищие побрезгуют. Крем от морщин мамахен за пятьдесят рублей купила и даже наклейку с ценником не отодрала, чтобы все, кто руки мыть придет, увидели, сколько этот ужас стоит. Мол, любуйтесь, я все деньги на Дом Души отдаю.
Настя схватила меня за запястье и сильно сжала.
– Знаешь, в чем прикол? Заметила, что мать в ванную с пакетом шастает? И зачем он ей, а? Чего прячет, как ты думаешь? Один раз она вымылась, а я сразу после нее зубы чистить пошла и запах дорогущего крема «Печенье со сливками» учуяла. Откуда бы ему там взяться? До меня и доперло, что происходит. Когда мамаша ушла на работу, я к ней в спальню двинула. Хотела шкаф открыть, а одна дверка запертой оказалась.
Рассказчица захихикала. Затем продолжила:
– Только я умею замки шпилькой открывать, меня в старой школе Леха научил, это очень просто. И че увидела на полках? Да то, что и ожидала, – косметику: крема, гель для мытья, шампуни лучших марок. Она на себе не экономит, а чтобы мы не догадались, хорошие средства в пакете в ванную притаскивает, потом с собой уносит. Нас дерьмом пользоваться заставляет, себя же не ущемляет. Так дашь серьги?
– Нет, – отрезала я. – Признайся, что ты все выдумала!
– Я коробку из подвала сфоткала, – лихорадочно блестя глазами, произнесла Анастасия. – Во!
Перед моим носом очутился экран телефона. Я увидела открытую коробку и кучку украшений. Сверху лежали серьги с фиолетовыми камнями в оправе из золотых ангелочков, около них виднелись прикольные подвески в виде куколок, рядом я заметила другие – кожаные ленточки, усеянные бисером. В моей голове зазвучал торжественный голос, читавший закадровый текст к фильму «Кровавые серьги» и перечислявший как раз такие украшения.
Я потрясла головой, но голос не исчез: «Екатерина Сизова не послушалась мать и отправилась на встречу с подругами в дорогих серьгах, полученных в подарок на день рождения…»
По моей спине поползли холодные, скользкие гусеницы, в ногах будто вместо крови забурлила пузырящаяся вода, пальцы рук онемели. Что происходит? Почему в чулане Монаховых хранятся украшения давно убитых девушек? Или я ошибаюсь? Пустячки в виде куколок и ерунда с бусинками небось продаются на каждом шагу. В Москве изобилие лавчонок, где можно приобрести дешевую бижутерию. Но подвески с фиолетовыми камнями выглядят дорого, они точь-в‑точь как те, что показывали в сериале.
Попытавшись сделать вдох, я ощутила плотный комок, забивший горло, между лопатками вонзился кол, я стала нашаривать бутылку минералки…
Настя уронила телефон, пробормотала что-то невнятное и, закрыв глаза, громко засопела. Забыв про воду, я принялась трясти девочку.
– Эй, очнись!
– Отстань… – еле слышно пробормотала она, – фонарики кругом яркие… круто, колокольчики звенят…
Во дворе дома Монаховых у подъезда прохаживался с озабоченным видом Родион. Я посмотрела на его обескураженное лицо, высунулась из автомобиля и крикнула:
– Родя, подойди!
Он приблизился к машине, заметил на сиденье сестру, в данный момент тихо спящую, и не смог скрыть вздоха облегчения:
– Вау, Настька с вами! Супер!
– А где ей следует находиться? – моментально отреагировала я.
– На помойке, – чуть помедлив, заявил юноша.
Я прикинулась дурочкой.
– Некрасиво в таком тоне говорить о девочке. Она твоя сестра.
– Вы не так меня поняли, – стал оправдываться Родион, – я ничего плохого не имел в виду. Настя взяла мешок и потащила его к контейнерам. Мама душ принимала, она обычно в ванной по часу сидит, я в Интернете шарил. Пять минут назад мать вышла, поинтересовалась, где Настюха, и отправила меня ее искать. Наверное, решила, что доченька в торговый центр подалась. Настька может у родителей деньги украсть и себе какую-нибудь хрень купить.
– А ты хороший парень, уважаешь отца с матерью, никогда их не огорчаешь, плохих поступков не совершаешь? – ехидно спросила я. – Любишь сестричку, готов ей помочь?
Родион отступил на шаг.
– К родителям я нормально отношусь, купюры у них из кошелька никогда тырить не стану, истерик не закатываю. А Настя вредная, вечно на меня жалуется и врет. Вчера поздно вечером мама спросила: «Кто брал ключи от чулана? Думали, я не замечу, что до связки добрались? Она от вас не зря спрятана, я знала, что вы неслухи. Забыли, что я запретила в кладовку ходить? Там черная плесень и гигантские крысы. Вы заболеете». Я ответил: «Мне там делать нечего». Мама пошла к Насте, быстро вернулась и опять налетела на меня с упреками: «Не смей лгать! Немедленно рассказывай, что в кладовой искал! Настя видела, как ты в нашей спальне взял связку и убежал, а вернулся через час весь в пыли». Вот ведь гадина моя сестричка! Я маме объяснил: «Стопудово, она сама туда нос засовывала, а на меня свалила. Понятия не имею, где ты ключи хранишь. И как мне незаметно от всех в цоколь спуститься? Ухожу из квартиры первым, возвращаюсь, когда все дома. А вот Настька из школы рано прибегает. Да и за каким фигом мне в хламе рыться? Что хорошего в ненужных вещах? Неинтересны они мне. А доченька твоя любит везде шарить. Она шкаф в вашей спальне шпилькой открывает и твоей губной помадой пользуется». Не хотел Настеньку выдавать, но раз она решила меня подставить, то вот мой достойный ответ. Я не слюнтяй, который позволяет о свою спину ботинки вытирать. Отомстил по полной. Жаль врезать ей не могу, я женщин не бью.