— Кто? — не понял отец.
— Червячок.
— Почему ты решила, что он радуется?
— А посмотри, как он извивается.
— Ах, ну да… Радуется, что сейчас купаться будет. Видишь, какой он грязный?
— Потому что в земле жил.
— А теперь в чистую воду попадет.
— Папа, а червяку не больно?
— С чего ты взяла?
— Не знаю.
— Нет, не больно.
— Откуда ты знаешь?
— У червячка нет нервной системы, — пояснил отец, продолжая внимательно наблюдать за неподвижным поплавком.
Непонятно почему, но Роксоланка испытала легкое разочарование: она бы предпочла, чтобы червячку было больно.
Покойный отец свой метод ловли называл: на живца. НА ЖИВЦА! Вот это и врезалось навсегда в память.
И сейчас, наблюдая из своего укрытия сверху за немного нелепой фигурой, медленно ползшей со своим жалким «калашниковым» вверх и вбок по горному склону, она придумала способ, как можно сразу и без особых хлопот в несколько раз увеличить свой гонорар за удачно проведенную операцию.
На живца!
Для того, чтобы выполнить задуманное, требовалась ювелирная работа. Впрочем, Роксолане к ней не привыкать. Она спокойно навела ствол, тщательнее обычного прицелилась. Очень хотелось пальнуть, как обычно, чтобы объект задергался, завыл от боли, и затем свалился замертво.
Но ничего, то, что она придумала, даже интереснее. Если получится все, как задумано, она расскажет девочкам. Ей не жалко, пусть пользуются. Надо распространять передовой опыт.
Ну, держись, червяк!
Перекрестье прицела послушно скользило по ползущей фигуре. Спокойно, спокойно, как когда-то на тренировке по стрельбе, только тренера рядом нет.
Давай-ка, мой хороший, для начала правую ручку тебе тронем. С автоматиком…
Лейтенант вздрогнул и выронил «калашникова». Пуля перебила правую кисть. Снег окрасился кровью. Боль пронизала руку. Он попытался ползти дальше, опираясь на левую руку. Автомат прихватил зубами за ремень. За ним протянулся кровавый прерывистый след. Прополз метра три-четыре, и вторая пуля впилась в левую кисть.
Он со стоном рухнул лицом в снег.
Теперь он стал легкой добычей снайпера.
Легкой? Черта с два! Снайпер-то, видно, не ахти какой — с такого близкого расстояния в голову попасть не может. А до желанного поворота, чтобы покинуть зону поражаемости, остается совсем немного.
Значит, у него есть шанс.
Сцепив зубы, чтобы не стонать, он пополз дальше, опираясь на локти. За автоматом тянулась извилистая бороздка. Спасение казалось совсем близким…
— Живучий, сволочь. Подвижный, как сперматозоид, — вслух проговорила Роксолана, увидев, как лейтенант пополз на локтях. — Ничего, сейчас мы тебе еще подсыплем перчику…
Третья пуля перебила лодыжку, а через полминуты четвертая попала в ногу, которая еще оставалась здоровой. Теперь он был полностью обездвижен: ползти на одних локтях оказалось невозможным — для этого слишком крут был подъем.
— Вкусненько, мой мальчик? — снова проговорила Роксолана. — За долгие часы и дни одиноких дежурств в снайперском гнезде у нее выработалась привычка разговаривать вслух. Иногда она с воображаемым собеседником могла болтать часами. — Ах, ты уже накушался? Ну теперь полежи, отдохни. Скоро будешь бога молить, чтобы я тебя пришлепнула. Но вот этого ты и не дождешься. Ах, ты думаешь, что тебе на помощь придут? Очень хорошо, пускай приходят. Честно говоря, мой мальчик, я тоже этого жду…
Вот тут Роксолана ошибалась. Больше всего на свете лейтенант не хотел, чтобы другие полезли под пули снайпера спасать его. Тогда ведь и они попадут под прицел. Но ведь не кричать же им туда, вниз, чтобы не лезли.
Далеко, не услышат…
Поначалу командир и заместитель наблюдали за тем, как поднимается в гору лейтенант.
Удалившись на достаточное расстояние, он почти слился с общим белым фоном, и различить его можно было, только внимательно присмотревшись к месту, где он находился. Помогал делу бинокль.
Командир надеялся, что внимание снайпера отвлечено наблюдением за ходом сражения и поиском здесь, внизу, подходящих мишеней.
— Ну, видишь его? — спросил помощник.
— Вижу, — ответил командир, не отрываясь от бинокля.
— Я уже не различаю… А, вон он. Что за черт, автомат черный…
— Да…
— Потерял он свое полотенце, что ли?
— Наверное.
— Худо дело.
— Авось проскользнет. До поворота за гору осталось совсем немного.
— Только бы колготка его не заметила.
— Пока не замечает…
Когда до поворота оставалось совсем немного, фигурка лейтенанта вдруг неподвижно застыла. Затем немного продвинулась, но очень медленно, после чего застыла окончательно.
Одиночных выстрелов снайпера они, конечно, не слышали. Но по тому, что фигура иногда шевелилась, легко было догадаться, что лейтенант не убит, а только ранен.
— Зацепила она его…
— Точно.
— И, наверно, оставила в покое: пусть подыхает сам.
Командир решил:
— Надо спасать.
— Разреши мне! — воскликнул помощник.
— Нет.
— Я хорошо лазаю по горам.
— Я и сам бы полез, но нельзя обезглавливать отряд.
— Тогда охотников пошлем. Уверен, они найдутся.
— А мы чем можем им помочь?
— Только огневым прикрытием. Будем палить по тому месту, где скрывается снайпер, чтобы отвлечь его внимание.
Ожидая дальнейшего развития событий, Роксолана продолжала вести наблюдение за лощиной. Она достала стоящий рядом термос, отвинтила крышку, хлебнула прямо из горлышка горячего напитка — любила горячее. Отличный кофе, турецкий. Умеют готовить кофе на Кавказе, ничего не скажешь.
Но вот внизу наметилось некоторое мельтешение. Значит, подметили подбитого спермоносца.
Ну, давайте, ребятки, давайте, дорогие, вызволяйте своего товарища, попавшего в беду.
— Я жду вас в гости, господа, — проговорила Роксолана и снова прильнула к оптике.
Теперь ей было наплевать на дальнейший ход боя: она внимательно наблюдала за подножием горы, ожидая званых гостей. Надо было набраться терпения и ждать, но этого качества ей было не занимать: что-что, а ждать она умела — это входило в профессиональную подготовку снайпера.
Вот наконец одна фигурка, почти незаметная на снежном фоне, — Роксолана догадалась, что она в маскхалате — подошла, минуя основное место сражения, к подножию горы. Человек начал искать место, где удобнее всего можно было начать восхождение. Он был без оружия, зато с альпенштоком.