Процессия взошла на подиум, возвышавшийся в десяти футах над полом. На подиуме стоял высокий золоченый трон.
Бром повел всех за собой через весь подиум. Они обогнули трон сзади. Стражники выстроились в ряд за троном. Катарина грациозно взошла на ступеньку и встала перед троном, глядя на множество собравшихся в зале людей.
Толпа представляла собой нечто вроде репрезентативной социальной выборки. Люди заполняли зал от ступеней, ведущих к возвышению, до трехстворчатых дверей в дальнем конце.
В первом ряду, в двенадцати футах от подиума, на расставленных полукругом деревянных стульях в форме песочных часов восседали двенадцать Великих лордов. За ними стояли сорок — пятьдесят пожилых людей в коричневых, серых и темно-зеленых камзолах с бархатными воротниками и небольших квадратных фетровых шляпах. Тяжелые золотые и серебряные цепи украшали их внушительные животы. «Бюргеры, — догадался Род. — Наместники, купцы, главы гильдий — одним словом, местная буржуазия».
За ними выстроились представители духовенства в черных рясах с клобуками, а дальше — целое море народа в тусклой, заплатанной одежде. «Крестьяне, — решил Род, — большую часть которых согнали сюда с дворцовой кухни, дабы на Открытом Совете были представлены все сословия».
Между тем в гуще крестьян выделялись четверо солдат в зеленой с золотом форме — цветах королевы, а между ними стояли двое крестьян, молодой парень и старик. Вид у них обоих был донельзя напуганный и несчастный. И тот и другой отчаянно мяли в заскорузлых руках потертые шляпы. У старика была длинная седая борода, молодой был гладко выбрит. Оба были одеты в тусклые домотканые рубахи и некое подобие штанов из такой же грубой ряднины. Рядом с ними стоял священник, который явно чувствовал себя столь же не к месту здесь, как и двое крестьян.
Все взгляды были обращены к королеве. Катарина это прекрасно видела. Она вытянулась во весь рост и стояла так, покуда в зале не воцарилась полная тишина. Затем она медленно опустилась на трон. Бром, скрестив ноги, уселся подле нее.
Его голос пронесся по залу подобно раскату грома.
— Кто сегодня желает воззвать к справедливости королевы?
Вперед вышел герольд со свитком пергамента и зачитал перечень из двадцати жалобщиков. Первым из них значился один из двенадцати лордов, последними — те самые двое крестьян, подставленных Дюрером.
Катарина крепче сжала подлокотники трона и ясным, чистым голосом произнесла:
— Господь наш говорил: униженные возвысятся, последние станут первыми, и посему давайте сначала выслушаем свидетельства этих двоих крестьян.
Наступило короткое затишье, но тут же разразилась буря. Герцог Логир вскочил и вскричал:
— Свидетельства? Неужто у вас такая великая нужда выслушивать их свидетельства, что вы готовы предпочесть эти комья грязи высочайшим из ваших приближенных?
— Милорд, — процедила сквозь зубы Катарина, — вы забываетесь.
— О нет, это вы забываетесь! Вы забыли об учтивости, о вековых традициях, обо всех законах, которым вас учил ваш батюшка еще в ту пору, когда держал вас на коленях! — Старик лорд запрокинул голову и устремил на королеву гневный взор. — Никогда бы, — пророкотал он, — наш былой король не унизил настолько своих приближенных!
— Открой глаза, старик! — холодно и дерзко ответствовала Катарина. — Жаль, что моего отца нет в живых, но он мертв, и теперь царствую я.
— Царствуете? — брезгливо скривился Логир. — Это не царствование, но тирания!
В зале воцарилась могильная тишина. Потом пополз шепоток, разрастаясь, превращаясь в слова:
— Измена! Измена-измена-измена! Измена!
Бром О’Берин поднялся, весь дрожа:
— Милорд Логир, вы должны встать на колени и просить прощения у миледи королевы, либо вы на веки вечные будете сочтены изменником престола.
Лицо Логира окаменело, он вздернул подбородок, расправил плечи, но прежде, чем он успел произнести хоть слово, заговорила Катарина — сдавленным, дрожащим голосом:
— Я не требую извинений и не предоставлю их. Ты, милорд Логир, за оскорбления, нанесенные нашей королевской особе, отныне изгоняешься из королевского двора и не смеешь впредь к нам приближаться.
Старик герцог в смятении смотрел на королеву.
— Как же это… девочка моя… — пробормотал он, и Род с ужасом заметил слезы в его глазах. — Дитя, неужто ты обойдешься с отцом так же сурово, как обошлась с сыном?
Катарина мертвенно побледнела. Она привстала с трона.
— Ступайте прочь, милорд Логир! — вне себя от ярости воскликнул Бром. — Ступайте прочь, или я прогоню вас!
Взгляд герцога медленно скользнул вниз.
— Прогонишь? О да, гнать — это твое ремесло! Ты ведь — цепной пес нашей милостивой королевы! — Логир вновь поднял глаза к Катарине. — Леди, леди, — укоризненно проговорил он. — А я надеялся служить вам, как верный пес-грейхаунд, до самой смерти.
Катарина опустилась на трон и гордо вскинула голову:
— У меня теперь есть пес пострашнее — мастиф, милорд, и пусть мои враги трепещут в страхе!
Старик медленно кивнул, не спуская с королевы печального взгляда:
— Так теперь вы зовете меня врагом…
Катарина выше вздернула подбородок.
Глаза Логира из печальных стали суровыми и гордыми.
Он развернулся на каблуках и направился к выходу. Толпа расступалась, давая ему дорогу. Стражники встали по обе стороны от двери, распахнули створки.
Герцог остановился на пороге, повернулся и бросил прощальный взгляд на Катарину. В последний раз прогремел под сводами зала его надтреснутый старческий баритон:
— И все же прими от меня скромный дар, Катарина, которую я некогда звал своей племянницей: покуда я жив, ни один волос не упадет с твоей головы. Можешь не опасаться войска Логира.
Мгновение он не шевелился, не отрывая глаз от королевы.
А потом он развернулся — качнулись перья на его шляпе — и вышел из зала.
Три секунды в зале стояла тишина, а потом все одиннадцать Великих лордов поднялись со своих мест и вслед за герцогом Логиром прошествовали по образовавшемуся посреди толпы проходу — они удалялись, как и старик, в изгнание.
— Ну а как же она решила тяжбу двоих крестьян? — поинтересовался Веке.
Род ехал верхом на своем коне-роботе по склону холма за пределами замка — решил «дать коняге немного размяться», — по крайней мере так он сказал мальчишке-груму. На самом же деле ему до зарезу были необходимы советы Векса по массе вопросов.
— О, — ответил он, — она утвердила вердикт приходского священника и сочла, что самым подходящим наказанием для парня будет женитьба. Старику это не очень-то пришлось по душе, однако у Катарины в рукаве был припрятан козырь: она повелела сыну проявить заботу о престарелом отце. Тут старик разулыбался, а у парня, когда уходил, видок был такой, словно он сильно сомневается в том, в его ли пользу решилось дело.