Справедливости ради надо отметить, что первые гладиаторские игры, на которые римляне могли попасть бесплатно, были устроены консулами за пять лет до рождения Цезаря, в 105 году до P. X., якобы для того, чтобы граждане не утратили своего воинственного духа.
Но к тому времени, когда Цезарь начинал свое политическое восхождение в качестве военного трибуна, а Помпей и Красс, военные и финансовые гении Республики, ревниво следили друг за другом, гладиаторские игры уже стали для римлян привычным и востребованным зрелищем. Гладиаторские школы, в которых рабов обучали не только убивать друг друга, но и делать это максимально эффектно, множились. Для того чтобы завоевать сердца избирателей, политик устраивал для избирателей бои, не жалея денег, так что натаскивание гладиаторов было делом прибыльным, хотя и не престижным. Сами школы располагались вдали от Рима — вооруженные и обученные сражаться рабы были опасны. В истории Республики восстания рабов не были редкостью.
И поэтому, когда в 73 (или 74-м, по другим источникам) году до P. X. в одной из школ, расположенных в Кампанье, взбунтовались гладиаторы, никто в Риме и бровью не повел. Граждане Республики справлялись и не с такими проблемами. Старики еще могли рассказать молодым гражданам, как они справились с восстаниями на Сицилии.
Принуждение ненавистно человеческой природе, и даже самые забитые, бесправные существа иногда восстают против тех, кто выше их волею случая или же по происхождению. В любом сообществе живых организмов происходит естественная сепарация лидеров, тех, кто следует за лидером и готов в любой момент оспорить его место лидерства, тот, кто следует за вторым и так далее. «Альфы» и «омеги», первые и последние, в биологических популяциях иногда меняются местами — вследствие изменившейся внешней обстановки или же в силу не всегда ясных внутренних причин, когда срабатывает механизм сохранения вида и требуется «освежить кровь».
Рабы пытались поменяться с хозяевами местами столько времени, сколько существует рабство. В разных странах и в разные времена это удавалось.
Были попытки и в Риме.
О первых восстаниях рабов точных сведений не сохранилось, известно лишь, что все они были одержимы одной целью: поджечь город и захватить Капитолий. Первая более или менее организованная попытка была предпринята в 460 году до P. X. Причем попытка относительно успешная. В том смысле, что Капитолий захватить удалось. Тит Ливий так описывает это восстание:
«Изгнанники и рабы, числом до двух с половиною тысяч, ведомые сабинянином Аппием Гердонием, ночью заняли капитолийскую Крепость. Те в Крепости, кто отказался примкнуть к ним и взяться за оружие, были перебиты; остальные в суматохе и страхе помчались сломя голову на форум. «К оружию! Враг в городе!» — кричали они. Не зная откуда — извне или изнутри, — пришла нежданная беда, из-за ненависти ли плебеев, из-за предательства ли рабов разразилась она над Римом, консулы опасались и вооружать плебеев, и оставлять их безоружными. Консулы обуздывали волнения, но, обуздывая, лишь возбуждали новые, и охваченная страхом толпа была уже не в их власти. Они все же раздали оружие, но не всем, а столько, сколько нужно, чтоб иметь надежную охрану против неизвестного врага. Остаток ночи они провели в заботах, расставляя караулы в ключевых местах по всему городу, не зная о врагах, ни сколько их, ни кто они такие». [44]
Но торжествовали Гердоний сотоварищи недолго, и после гибели главаря всех, кого взяли живыми, распяли.
Были и другие заговоры и восстания рабов. Одни раскрывались сразу, иные приходилось гасить массовыми казнями. Во время подавления восстания в Апулии в 185 году до Р.Х. к смерти было приговорено более семи тысяч человек. Но самой грандиозной попыткой до Спартака были восстания на Сицилии.
Сицилия в то время была источником зернового изобилия Республики. Земля была поделена между всадниками и обрабатывалась, понятное дело, рабами. Поскольку убежать с острова было практически невозможно, то можно было не опасаться побегов. Рабов завозили в большом количестве, клеймили и заставляли работать, не обеспечивая взамен ничем — ни едой, ни одеждой, ни крышей над головой. То есть хозяева открыто поощряли своих рабов воровать и грабить, чтобы добыть себе пропитание. Если поначалу они нападали на одиноких путников, то вскоре обнаглели, стали сбиваться в ватаги и грабить слабо защищенные фермы и дома, убивая всех, кто пытался дать им отпор. Диодор описывает, как рабы пришли к своему хозяину, некоему Дамофилу, и стали жаловаться, что они голы и голодны. Разгневанный хозяин велел их выпороть, приговаривая, что могли бы и сами добыть себе все, что нужно, а не шляться по стране без толку.
Для защиты своего имущества хозяева вооружали своих рабов, да и вооруженным шайкам легче было промышлять разбоем. Такие теоретики и практики рабовладения, как Катон Старший, рекомендовали сеять среди рабов раздор, никогда не позволять им собираться вместе без разрешения, чтобы у них не было возможности сговориться. На Сицилии же рабы оказались предоставлены сами себе. Неудивительно, что они стали собираться, обсуждать свое положение, распалять друг друга ненавистью к хозяевам. Не хватало только вожака. Но вскоре появился и он.
В 138 году до P. X. сириец Евн (или в некоторых переводах — Эвн, или Эун), ловкий фокусник, с помощью несложных трюков сумел внушить невежественным рабам, что он прорицатель и что ему суждено великое будущее. Слухи о Евне дошли до хозяина, некоего Антигена, жителя Энны, а тот, потеряв бдительность или забыв наставления Катона, стал показывать своего раба гостям во время пирушек, требуя от него для них предсказаний. Гостей весьма развлекали слова Евна, что он будет царем, пирующие кидали ему куски мяса, приговаривая, чтобы он потом отблагодарил их, когда пророчество исполнится.
Вскоре ему суждено было исполниться.
Уже известный нам Дамофил своей бессмысленной жестокостью довел рабов до предела. Жена Дамофила тоже не отставала от мужа в наказаниях даже за самый малейший проступок. Рабы пришли к Евну и попросили узнать, дозволяют ли боги расправиться со злыми и несправедливыми хозяевами.
Евн сразу же сообразил, что настал его час, и объявил, что боги требуют именно этого. Причем не мешкая. И что он сам возглавит их.
И вот четыре сотни разъяренных и вооруженных заговорщиков врываются в город Энну, расправляясь со всеми, кто попадается им на пути. Мгновенно восстают и городские рабы. Они убивают своих хозяев и присоединяются к Евну. Жестокий Дамофил с женой схвачены и над ними учиняется показательная расправа в местном театре, в который собираются новые хозяева города. Впрочем, дочь Дамофила, известную своей скромностью и добротой к рабам, не трогают и даже поручают заботу о ней рабу, который убил ее отца. Это позволило Диодору позже заявить, что все злодеяния рабов следуют не из-за врожденной жестокости натуры, а являются местью за дурное обращение.