– Мне это тоже неясно…
– Или ты только притворился человеком? – Старец с неожиданной силой сгреб опешившего Костю за плечи, развернул к себе и заглянул в лицо. – Тогда сам Сатана движет тобой!
Костя потрясенно молчал, пытаясь совладать с охватившей его нервной дрожью.
– Еще я бессилен понять, что там приключилось с третьим навигатором, – сказал Большой Дитрих, так же внезапно отстраняя его от себя. – Выйдя в экзометрию, он был обречен. По всем законам физики внемерного пространства. То, что вы там нафантазировали, – бред безумца. Он ДОЛЖЕН был погибнуть. Но он спасся. И этот ваш артефакт… Такие загадки мне не по зубам. Но запомни одну истину, сынок. У любого сундука есть ключ. У любой загадки есть ответ. Нужно только подождать. Хотя иной раз жизни на это ожидание маловато. Я наверняка не дождусь. Быть может, тебе повезет… Почему ты молчишь?
– Мне пока нечего вам сказать, – промолвил Кратов. – Я могу только слушать и размышлять. Когда наступит мой час, я буду говорить и действовать.
– Это хорошо. Я рад, что ты молчалив. Еще я рад, что рациоген похоронен на мертвом корабле и вряд ли удастся его разыскать. В том районе Галактики после астрархов не скоро еще можно будет что-то найти. Хотя некоторый шанс остается, и он не даст мне покоя до последнего моего часа.
– Они напрасно потащили его в космос.
– Напрасно? Ха! Они не глупее тебя, сынок. Рациоген хранился на Земле, в полной тайне и бездействии. А мы не можем возродить сыск, чтобы обнаружить то, что бездействует. Шпионить, подглядывать – это не для взрослых людей. В наших силах было расставить силки, чтобы не дать рациогену уйти с Земли. Оживи он здесь – и мы выловили бы его. А затем, в соответствии с решением президиума Академии Человека, разрушили бы. В бескрайней же Галактике он имел возможность затеряться. И всплыть на какой-нибудь тихой, бесконечно удаленной планетке. Его ждали на базе «Антарес», чтобы перебросить дальше. Но не дождались.
– Кто ждал его на «Антаресе»?
– Мы называем этих людей «Уязвленными». Они и в самом деле считают, что их обидели. Что человеческая раса занимает неподобающее место в мнимой галактической иерархии. Что там не спешат воздать ей почести за ее достоинства и заслуги. Хотя единственной реальной нашей заслугой можно признать лишь то, что, на протяжении всей истории занимаясь самоистреблением, мы все же уцелели… Им кажется, что человек явился в этот мир повелевать, что он должен и может повелевать. А его на эфирных просторах теснят и унижают всякие нелюди. Ящеры, орнитоиды, плазмоиды…
– Здорово! – удивился Костя. – По-моему, даже своим выходом в Галактику человек обязан именно этим самым… нелюдям.
– Ты не читал Гобино? А Геббельса или Герцля? А Формана или Анастасьева?.. – Кратов отрицательно мотал головой на каждое имя. – «Уязвленные» были на Земле во все времена. А в роли нелюдей выступали инородцы. Для белых – черные, для желтых – белые, для нас, да и вас, русских, – евреи, для евреев – арабы… Эгоцентризм сначала внутривидового, а теперь и вселенского масштаба. «Разве не человек владыка природы?!»
– Еще чего! – фыркнул Костя.
– Но самое занятное, что умом-то они сознают: нет, не владыка. И наука его, и культура, и сам он далеки от совершенства. И даже от среднего галактического уровня. Но примириться с этим они не желают. И вместо того, чтобы развивать необходимые достоинства естественным путем, по объективным общеизвестным законам, они ищут окольный путь. Он же «особый». И не гнушаются брать на вооружение всякие дьявольские побрякушки. Например, рациоген. Искусственно устроить мозговой прорыв. Превратить человечество в расу интеллектуальных машин. О том, что это будет уже не человечество, они не задумываются. И уходят от ответа на вопрос, как эти машины поступят с людьми, которые откажутся стать похожими на них… Главное – воздать человеку выше его заслуг, добиться его превосходства любой ценой!
– Неужели Олег Иванович тоже?..
– Пазур? Один из миллионов стихийных радетелей за человеческий род. Он не писал книг, не произносил горячих проповедей. Он тот, кто действует. Прямо, умело и честно в рамках своих убеждений. Достигая при этом высочайшего накала фанатизма. Он взялся вывезти рациоген с Земли на базу «Антарес» и почти сумел это. То, что ему помешало, находится за пределами предсказуемости. Форс-мажор… Но он сражался до конца, расчетливо жертвуя второстепенными фигурами.
– На игру это походило и вправду очень сильно, – согласно кивнул Костя.
– Сначала он отдал третьего навигатора на пожирание экзометрии. Потом тебя – во власть рациогена. Последним отдал бы себя. Но ты совершил невозможное и спас корабль. И лишь астрарх все сгубил. Пазур сломался. Никому не дано безнаказанно глумиться над божественным началом в себе. Пазур попробовал поднять ношу не по плечу и надорвался. Галактики ему больше не видать.
– Это наказание?
– У нас нет нравственных прав наказывать человека за его убеждения. Пазур сам разрушил свою психику. Он жертва, а не преступник.
– Учитель, – сказал Кратов задумчиво. – Неужели вам никогда не было обидно за то, что человек оказался в пангалактической культуре на третьих ролях?
– Всему свое время, – сказал Большой Дитрих. – Рано или поздно, но прямыми дорогами, мы добредем до галактических высот. Будут еще и люди-тектоны, и люди-астрархи. Не через сто и даже не через тысячу лет… Мы как вид неплохо приспособлены для жизни на своей планете. Мы еще как-то годимся для обитания в других, не похожих на Землю, мирах. Но до Галактики мы не доросли.
Костя вспомнил гигантского серебристого паука, ткущего металлическую паутину среди звездной пустоты.
– Ничего, дорастем, – словно прочитав его мысли, сказал Гросс. – Сами! И человек вольется в пангалактическую культуру, как ручей в океан, и растворится там. Обидно ли ручью сгинуть в океане? Конечно, расовая исключительность тешит самомнение. Приятно сознавать себя ни на кого не похожим, хотя бы внешне. Одеваться иначе, говорить на непонятном для прочих языке. И бороться за свою непохожесть, тешить ее и лелеять. Даже в ущерб собственным детям. «Пусть я буду сидеть в дерьме, но и дети мои будут сидеть в моем дерьме, потому что это НАШЕ дерьмо. Лучшее дерьмо во всем Млечном Пути, и запах его тешит мое обоняние пуще всяких чужих фимиамов!..» Ложь, самообман. Глупец ищет, в чем отличие, умный – в чем единство. А роднит нас общее поле Разума – ноокосм. Поэтому человечество существует и действует на благо пангалактической культуры, строит ее в меру сил. И неизбежно – неизбежно! – станет ее частью!
Последние слова старец почти выкрикнул, воздев к синим небесам иссохшую длань. Глаза его сверкали. В своих белых одеяниях он походил на древнего пророка, срывающего завесы с грядущего. «Он тоже фанатик, – вдруг подумал Костя. – Неужели дорогу цивилизации прокладывают одни фанатики?!»
Большой Дитрих закашлялся, съежился в комок. Стащил с головы панаму, обнажая затянутую в пергамент ветхой кожи лысину, спрятал лицо. Теперь он уже не выглядел пророком. Костя метнулся было к террасе – принести воды, но Гросс остановил его жестом.