— И ярым болельщиком! — добавил сидевший на сцене рядом с Корбуном Полуботько.
— Так что, дорогие мои, все члены нашей команды будут обеспечены вот такими «борцовками» с рекламой фирмы «Глобал», — произнес в заключение Корбун.
Вечером он обходил комнаты, где отдыхали спортсмены. Наведался и к Виктору Воробьеву, которого поселили вместе с Алексеем Чесноковым. Каково же было изумление и даже возмущение Корбуна, когда он застал спортсменов за «внеурочной трапезой с возлияниями».
— Что это значит?! — схватил он ополовиненную бутылку с бородатой физиономией Распутина на этикетке. — Я вас сейчас же выгоню со сборов к едрене фене!
— Геннадий Семенович, в этой бутылке лимонад, — нашелся Чесноков. — Можете проверить.
Корбун взял чистый стакан, налил в него из бутылки и, понюхав содержимое, осторожно пригубил.
— Действительно, лимонад…
— Вы закусите халвой, — предложил ему расторопный Чесноков. — Мне ее друзья из Северо-Кавказского военного округа пачками шлют. Сами делают из жмыха от подсолнечника.
— Жмых — это еще и отличная прикормка для ловли сазанов, — наставительно заметил Корбун. Вспышка гнева у него прошла, но все-таки остался какой-то горький осадок, и потому хотелось придраться еще к чему-нибудь. Увидев спортивную газету, на которой лежала закуска, он спросил: — А вы хоть знаете, чей здесь портрет напечатан? Это же знаменитый борец Рощин — чемпион мира, Европы и Олимпийских игр в тяжелом весе! А вы на нем селедку разделываете… Вот что, вырежьте-ка эту фотографию из газеты, вставьте в рамочку и повесьте на стенку. Я проверю! Героев спорта надо знать и почитать!..
Начиная со следующего утра Корбун весь день не выходил из спортивного зала. Много схваток посмотрел, многих интересных борцов взял на заметку. Но самое большое впечатление на него произвел Воробьев. Известных борцов России, которые приехали на сборы в качестве почетных гостей, он с завидной легкостью укладывал на лопатки. Никто среди борцов классического стиля в категории до 87 килограммов не выдерживал против него на ковре более пяти минут. «Поражение на туше! — каждый раз повторял главный судья и добавлял: — Победу одержал Виктор Воробьев!»
И только одну схватку Виктор чуть было не проиграл. В самом конце дня он боролся с Чесноковым.
Наблюдая за этим поединком, Корбун ловил себя на мысли, что на ковре происходит что-то неладное. Казалось, Воробьев решил сдать этот бой Чеснокову. Он явно не использовал свое преимущество, оказавшись сверху противника, легко позволил ему уйти из захвата за пределы ковра. «Что он такое вытворяет?» — недоумевал Корбун. Когда же Воробьев, собравшись, все же выиграл и эту схватку по очкам, Геннадий Семенович подошел к нему и прямо спросил:
— Что случилось? Только честно.
— Видимо, малость подустал, — пожал плечами Виктор. — Целый день на ковре… Да и другу надо помочь. Я-то все равно попаду в сборную, а вот Алексей — вряд ли. А ему ведь тоже хочется в Мексику…
— Это ты брось! — жестко сказал Корбун. — Если ты хочешь, чтобы тебя уважали в спорте, то побеждай. Всех! Другого пути нет. В спорте существует только соперничество. Дружи с кем хочешь, но не на ковре!
— Понимаю. Но Чеснокова все же жаль. Он, бедолага, перед поездкой на эти сборы целую ночь в сауне просидел. Неделю голодал, чтобы согнать вес и перейти в более низкую весовую категорию. Это же какой силой воли надо обладать, чтобы вот так…
— Скажи, а ты стал бы бороться в меньшей весовой категории? — спросил Корбун, уперев в Виктора недобрый взгляд.
— Никогда.
— То-то и оно! — похлопал Виктора по плечу тренер. — А что касается Чеснокова, так за него уже замолвили словечко. Он поедет в Мексику и без нашего с тобой соизволения…
Три дня, проведенные под гостеприимным кровом дома дяди Пети в абсолютном безделии, заставили Лепилу принять окончательное и бесповоротное решение покинуть доброго хлебосольного старика и вернуться к своим повседневным делам.
Дядя Петя сначала попытался уговорить Лепилу еще немного повременить, но на этот раз тот оказался непреклонным и убедить его остаться деду так и не удалось.
— Тебе, Петр Степанович, и без меня теперь есть за кем присматривать, — сказал на прощание Лепила, указав на двух девушек, спящих в обнимку на дедовой кровати. — Будь здоров! Надеюсь, еще увидимся…
— Не драться же мне с тобой! — недовольно проворчал дед, вспомнив наставление Тимура не применять физическую силу против доктора.
Выйдя на улицу, где под лучами весеннего солнца весело журчали светлые ручьи, вытекавшие из куч грязного слежавшегося снега, Лепила вздохнул полной грудью свежий, явно немосковский воздух, и быстро зашагал в сторону железнодорожной станции.
В город он приехал минут через сорок, а еще примерно через час уже принимал в кабинете на Остоженке своих постоянных пациентов, которым было назначено на этот день. Работы у него накопилось много и потому Лепила вел амбулаторный прием до позднего вечера. И только после двадцати двух часов он сумел наконец отправиться домой.
На этот раз Лепила воспользовался своим собственным автомобилем, стоявшим несколько последних дней у подъезда номер два семнадцатого дома по улице Остоженка. Сев за руль старенького «Москвича», Лепила проверил количество бензина в баке и завел мотор.
Пока он добирался до своего дома на Пролетарском проспекте, мысли о возможном заказчике убийства не оставляли его.
«Кто же это может быть? — снова и снова спрашивал себя Лепила. — Может быть, на меня навела убийц та безалаберная дамочка, которую я отыскал, когда еще работал в кожно-венерологическом диспансере? Ведь она грозила, что устроит на меня покушение. Так прямо и заявила! Но это было уже давно, сколько воды с тех пор утекло. А вдруг все-таки она?..»
Лепиле припомнилась та молодая, чересчур уверенная в себе женщина по имени Надежда. Вот из-за таких, как она, Артем Тосканио и решил не испытывать судьбу и никогда не жениться.
Эту самую Надежду искали с собаками медицинские «спецслужбы» сразу нескольких суверенных государств, а именно Украины, Грузии, Армении и, конечно, России. Заразившись сифилисом в Тбилиси от черноусого красавца по имени Гоги, она потом сама заразила восемь мужчин. И это были только те, кого удалось найти впоследствии, используя метод расследования, носящий название «Половая цепочка».
Когда же Тосканио наконец отыскал московский адрес Надежды и кое-как обманным путем заманил ее в диспансер, то тут-то и увидел воочию, какой может быть настоящая разгневанная фурия.
— Ублюдок! Хам! Наглец! — верещала дамочка в диспансере, когда он сообщил ей, в чем она подозревается. И эти ругательства были еще не самыми крепкими из тех, что вылетали из накрашенных уст Надежды. — Да я самая чистая и здоровая женщина! У меня не бывает связей с незнакомыми мужчинами! Нет, никогда! Ну, разве что изредка, когда они меня угостят хорошей выпивкой в шикарном ресторане, создадут интимную атмосферу, а потом… Потом изнасилуют, воспользовавшись моим беспомощным состоянием. Да, я могу выпить, могу закурить, но с мужиками — ни-ни!..