— Извините, господин барон, но фюрер прав, — оскалился в победной улыбке обер-диверсант рейха, первым выходя из машины у какой-то выработки. И вслед за ним вышли все остальные, из обеих машин.
Спустившись со своего наблюдательного пункта, Штубер построил отделение эсэсовцев, которое все еще оставалось с ним, намереваясь двинуться на косу вторым эшелоном.
Он уже хотел вести это воинство к косе, когда ему вдруг доложили, что один из зомби ранен в грудь. Рана была не из легких, однако прямо во время боя зомби сам спустился с дерева и сидел теперь на склоне холма, оголив рану и привалившись спиной к стволу. Рядом с бинтом в руке стоял фельдшер-эсэсовец и молча, напряженно как-то наблюдал за «древесным стрелком».
— Чего вы застыли над ним, унтершарфюрер? — грозно поинтересовался Штубер. — Это что за ритуальная поза такая?
— Этот зомби только что разговаривал со мной.
— Так вы что, подошли к нему, чтобы перевязать или чтобы исповедать? Вы санитар или священник?
Лишь произнеся это, барон обратил внимание, что на самом деле раненый этот — не тибетец, как остальные из его подразделения, а каким-то образом затесавшийся в него славянин.
— В том-то и дело, что говорил совершенно спокойно, словно никакой раны у него нет, — не очень-то и оправдывался фельдшер. — Голосом усталого, но только не тяжело раненого, человека.
— Не подвергайте меня лавине своих сантиментов, унтершар-фюрер, — жестко одернул его барон.
— А ведь при такой ране любой другой на его месте давно должен был бы отойти в мир иной.
— Ну и что тут странного? — только теперь, подчиняясь гневу штурмбанфюрера, фельдшер принялся перевязывать зомби. — Очевидно, просил о помощи.
— Да нет, совершенно спокойно произнес: «Умирать дважды подряд — это слишком. А главное, кто способен ответить, сколько еще раз мне предстоит умирать?».
Фельдшер, мощный детина, приподнял раненого, прижал к стволу сосны и в таком полустоячем положении ловко завершал перевязку.
— Он говорил еще что-нибудь?
— Кажется, ничего, — пожал плечами фельдшер и, окинув взглядом свою работу, надел на раненого френч и набросил на плечи шинель.
— А еще я сказал, — по-русски проговорил зомби, открыв глаза и спокойно, даже чуть вызывающе, глядя Штуберу в глаза, — что с радостью пристрелил бы тех нелюдей, которые превратили меня в такого вот нелюдя.
— Я не понял, что он произнес, — извиняющимся тоном молвил унтершарфюрер. — По-моему, он сказал это по-русски.
Они оба проследили за тем, как зомби сполз на землю и распластался на многолетней перине из слегка припорошенных снегом сосновых иголок.
— Зато я прекрасно понял его, — ответил Штубер. — Наши жрецы из «Лаборатории призраков» так и не осознали, что создавать зомби из красных русских, из коммунистов — бессмысленно: они рождаются зомби, воспитываются, как зомби, живут и мыслят, как зомби... И только в зомби-лабораториях эти коммунист-нелюди наконец-то становятся нормальными людьми.
... Последние двое из русского десанта оставили вещмешки и рацию и отходили налегке, пробиваясь к острову по пояс в ледяной воде. У десантников кончились патроны, но они поняли, что нужны немцам живыми, поэтому упрямо не сдавались. Взяв в руки ножи и, отстреливаясь лишь отборным русским матом, они упорно продвигались к острову, решив, что вряд ли кто-либо из преследователей решится пойти вслед за ними. Этот их ледовый бросок показался бы метанием в западне, если бы не догадка Штубера о том, что именно на этом острове и находится «лисий лаз», по которому они намеревались спуститься в карстовые пустоты.
Десантники еще только выбирались на берег, когда, подчиняясь приказу подоспевшего Свирепого Серба, двое зомби бросились в погоню. Причем, разбегаясь по кремнисто-болотной косе, они один за другим взмывали в воздух, чтобы в каком-то невероятном прыжке преодолеть почти половину искромсанного ледового пролива. Но, даже оказавшись — в одних френчах — в этой ледово-болотной кашице, они выпрыгивали из нее, проносились над водой как дельфины, чтобы, погрузившись, вновь совершить очередной прыжок.
На первого выбравшегося из воды зомби десантник набросился с ножом, пытаясь дать возможность своему командиру уйти. Однако ни силы, ни выучка были несопоставимы. Обученный восточным приемам, тибетец мгновенно обезоружил неуклюжего в своем разбухшем ватнике, насквозь промерзшего диверсанта и швырнул добытый у него нож в спину убегающему трусцой командиру. Нанеся поверженному рядовому несколько ударов тяжелыми коваными ботинками, он оставил его товарищу, а сам рванулся за раненым в плечо офицером.
Добив рядового десантника, они сломали две ветки ивы, подвели их раненому офицеру подмышки и с немыслимой быстротой доставили на косу, где его тотчас же напоили спиртом и затащили в теплое чрево подъехавшего броневика Овербека. Сейчас диверсант казался германцам намного ценнее, нежели оставшиеся на холоде зомби. Которых, впрочем, тоже накачали солидными порциями спирта и, утеплив шинелями, разместили на вязанках камыша между двумя наспех разведенными кострами.
— Этих обоих представить к Железным крестам, — обратился барон к Свирепому Сербу. — Они храбрые воины. Нам бы таких хотя бы пару тысяч, и мы прошли бы с ними от океана до океана.
— Их, зомби, к крестам?! — осклабился командир роты зомби-воинов. — Этих иллирийских шкуродеров?
— Считаете, что недостойны?
— Это они сочтут наши кресты недостойными себя. Они попросту не поймут, что это такое. Кому в этом мире нужны их, зомби, награды? Кому и когда эти шкуродеры способны будут предъявить эти награды, перед кем похвастаться?
— И все же лучших воинов мы должны каким-то образом поощрять. Воинские традиции следует чтить.
— И будем поощрять. Но самым естественным образом, то есть усиленными «порциями» женщин и жратвы. То и другое они обожают, в чем узреваю серьезную недоработку наших жрецов.
Штубер многозначительно, с сугубо мужской солидарностью взглянул на согревающихся зомби и проворчал:
— Только не вздумайте присвоить себе их «порции», гауптман. Обделять наших зомби-героев мы не позволим.
Свирепый Серб по-лошадиному заржал и что-то молвил в ответ, однако Штубер уже не расслышал, что именно. Его отвлек призывный, словно рев охотничьего рога, голос Вечного Фельдфебеля, который тащил за ворот одного из убитых диверсантов.
— Он все еще жив? — поинтересовался барон.
— К его счастью, уже нет. Но вы посмотрите, штурмбанфюрер, кто это! — швырнул тело к ногам командира.
Из чистого любопытства Штубер взглянул на лицо диверсанта и обмер: это был хорошо известный ему озерный перевозчик по кличке «Лодочник».
— Так вот, значит, кто подвиг партизан и русских диверсантов на это безумие!
— Но самое удивительное заключается вот в чем, — протянул Зебольд вполне прилично, очевидно, в Лондоне сработанное удостоверение личности, из записи в котором следовало, что у ног их лежит тело майора Армии Крайовой Кароля Чеславского. — Я дважды беседовал с этим бездельником. Кто бы мог узреть в нем майора Армии Крайовой?