Глядя на золотые локоны Джорджианы, Доминик вздохнул. Он хотел ее и уже устал от предписываемых светскими нормами поведения окольных путей, которыми приходилось ходить.
Дождавшись, когда у Джорджианы выровняется дыхание и синяя жилка у основания шеи перестанет пульсировать, Доминик предпринял еще одну попытку:
– Джорджиана, дорогая моя, что случилось?
Девушка вскинула руку жестом одновременно властным и, принимая во внимание ее нынешнее состояние, очаровательным.
– Прошу вас, милорд. Вы должны позволить мне высказаться. – Ее голос был негромок и настойчив.
– Разумеется, дорогая, – вежливо отозвался Доминик. Сидя рядом с ней, так что подол ее платья касался его сапог, он даже не пытался взять ее за руку, но, склонив голову, вглядывался в ее лицо. Она на него не смотрела. Ее взгляд был сосредоточен на собственных сцепленных руках, лежащих на коленях.
Джорджиана вздохнула, услышав его спокойное согласие. Если он продолжит и дальше вести себя так же, она сумеет исполнить задуманное. Но ведь он сидит близко, так близко! Говорить – ей нужно говорить, в противном случае она растратит решимость.
– Милорд, верьте, что я искренне ценю нашу дружбу и… благочестивые намерения, скрывающиеся за вашим желанием взять меня в жены. – Джорджиана замолчала, призывая на помощь все свои внутренние силы, чтобы продолжить. – Я знаю – всегда знала, – что в основе вашего интереса ко мне лежит находящееся в моем владении поместье. Теперь, когда оно перешло к вам, необходимость в обсуждении вопроса нашего брака отпала сама собой. – Подавив подступившие к горлу рыдания, она поспешно продолжила: – Я понимаю, что, будь я представительницей высшего света, желающей и дальше жить в Лондоне, наше общение в последние недели могло бы породить нежелательные предположения. Но вы не должны обращать на это внимание, так как я планирую в скором времени вернуться в Равелло.
Доминик вскинул брови. На его губах при этом появилась мягкая улыбка.
Джорджиана глубоко вздохнула:
– Милорд, надеюсь, вы понимаете, что при сложившихся обстоятельствах вам нет никакой нужды снова делать мне предложение. Как раз наоборот, – добавила она, пытаясь сдержать предательские слезы, – молю вас больше не поднимать этого вопроса.
– Разумеется, не буду.
Его спокойные слова поразили Джорджиану. Ее слезы мгновенно высохли, и девушка в упор посмотрела на Доминика.
– Прошу прощения? – слабым голосом спросила девушка.
Сочувственно улыбаясь, Доминик пояснил:
– Дорогая, раз мое предложение причиняет вам такие страдания, я конечно же не стану настаивать, потому что не хочу в очередной раз расстраивать вас.
Взгляд, которым он при этом наградил Джорджиану, согрел все ее существо, несмотря на овладевшее ею мрачное отчаяние, обрушившееся на нее подобно ушату холодной воды. Итак, ей удалось убедить Доминика, и он решил облегчить ей жизнь. Она робко улыбнулась.
Видя, что Джорджиана несколько оправилась от потрясения, Доминик улыбнулся в ответ и завладел ее маленькой ручкой.
Джорджиана испытала такое облегчение, что едва удержала себя от того, чтобы прислониться к его плечу. У нее кружилась голова. Неужели мужчина может окружить женщину такой заботой, но при этом не любить? Она не была в этом уверена. В действительности она теперь ни в чем не была уверена. К счастью, Доминик взял инициативу на себя. Джорджиана не сомневалась, что он не станет принуждать ее говорить что-то еще.
Доминик тем временем размышлял вовсе не о разговорах, тем более с любимой Джорджианой. Он не хотел снова дать ей возможность отказать ему. Вдруг его осенило, что имеются и иные пути достижения желанной цели. Так как его терпение подошло к концу, пришло время обдумать другие возможности. Повинуясь порыву, он поднес руку Джорджианы к губам, потом, охваченный желанием, которое безуспешно пытался побороть, перевернул ее и поцеловал ладонь. Джорджиана резко втянула носом воздух, и Доминик успокаивающе улыбнулся ей.
– Дорогая, вы расстроены. Даю слово, что не стану вас ни к чему принуждать помимо вашего желания и устремления вашего сердца. Всегда помните об этом.
Джорджиана покраснела. Слова его светлости совсем не походили на прощальную речь, так как содержали совершенно неуместное при данных обстоятельствах обещание.
Доминик наблюдал за тем, как растет ее смущение, придающее глазам более темный оттенок. С трудом подавив желание поцеловать ее, он неохотно отпустил ее руку и сообщил нарочито небрежным тоном:
– Весьма вероятно, что в течение нескольких следующих дней меня не будет в городе. Но я обязательно встречусь с вами до вашего отъезда.
Доминик подумал, что на подготовку западни понадобится день или два. Он не имел ни малейшего желания позволить Джорджиане ускользнуть от него.
Наемный экипаж остановился на площади перед величественным особняком, где тревожно ожидала ее возвращения Белла.
* * *
– Дакетт? Какого дьявола вы тут делаете?
Развалившийся в кресле у камина Доминик нахмурился при виде вошедшего в комнату старшего дворецкого, который должен был находиться в Кэндлвике. Ничуть не смутившись от подобного приветствия, Дакетт стал расхаживать по комнате, зажигая свечи от тонкой свечи, которую он держал в руке.
– Тиммз болен, милорд. Вы отдали распоряжение закрыть этот дом, так что парень, вполне естественно, послал за мной.
Доминик фыркнул. Парень? Тиммзу было тридцать пять лет, и, будучи одним из protégés Дакетта, четко следующим получаемым от него письменным инструкциям, он всегда мог рассчитывать на его поддержку.
Повернув хрупкий бокал, который держал в руке, так, что свет свечей осветил его золотистое содержимое, Доминик залюбовался искрящимся цветом, таким же, как цвет глаз Джорджианы. С трудом отведя взгляд, Доминик увидел, что его старший дворецкий занят разведением огня в камине.
– Дакетт, у меня проблема.
– Милорд?
– Проблема с леди, понимаете ли.
– Прекрасно понимаю, милорд.
– Искренне в этом сомневаюсь, – ответил Доминик, одобрительно глядя на своего слугу.
Не в первый уже раз – и, уж конечно, не в последний – он поверяет ему свои горести. Дакетт начал работать в качестве помощника конюха у дедушки Доминика и быстро продвинулся по службе. В нынешнюю должность он вступил вскоре по достижении Домиником совершеннолетия. Они всегда были добрыми друзьями, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте.
– Я бы с радостью выслушал вашего совета, Дакетт.
– Очень хорошо, милорд.
Разведя огонь, дворецкий встал с пола и ненавязчиво занялся выравниванием книг на полках и складыванием журналов.
– Ситуацию иначе как деликатной не назовешь, – сообщил Доминик. – Леди, о которой идет речь, молода и невинна. Основная проблема заключается в том, что она не верит, что кто-то способен полюбить ее.