Непонятно, отчего Франц не избрал предметом воздыханий девушку чуть более опытную и сговорчивую. В конце концов, он был несметно богат, далеко не стар и, судя по его сохранившимся прижизненным портретам и снимкам, отнюдь не омерзителен на вид. Не красавец, конечно, но очень симпатичный. Многие женщины были бы счастливы принять знаки внимания от правителя Свободной Торговой Колонии. Многие… кроме той молоденькой служанки, на которую вождь положил хмельной глаз.
Ухаживания Франца становились все более настойчивыми, а ее крики, мольбы о помощи и слезы — все более отчаянными. После очередного стаканчика бражки могучему правителю надоело миндальничать и, схватив деву за длинные белокурые волосы, он надавал ей тумаков и затащил в кладовую, где самым извращенным и жестоким образом надругался над юным, тугим, девственно-чистым телом.
— Подожди, — перебил Ричард, — отчего боевые друзья не скинулись и не купили доблестному вождю хорошую, понимающую проститутку. Недомогание жены, допустим, вполне веская причина. Не пойму, Кристофер, отчего ты так покраснел.
— Проституция, я считаю, дело аморальное.
— Предпочитаешь, когда дама под тобой корчится и надрывно голосит от боли и омерзения? Я давно подозревал что-то подобное…
Получив по шее, Торнтон угомонился и продолжил внимать старинной легенде.
Через две недели, измученный угрызениями совести, Франц решил повидаться со своей жертвой. Несчастная девушка отлеживалась в доме матушки. Служанка все еще выглядела настолько измученной и истерзанной, что притвориться, будто она сама себя избила до полусмерти и затем извращенно изнасиловала, было невозможно. Терзаясь, великий вождь опустился на колени и принялся вымаливать у бедняжки прощение. Мол, бес попутал, а теперь жена горько плачет, дети презирают отца, и даже заслуженные боевые товарищи смотрят косо и криво. Наконец, девушка смягчилась.
— Мне от вас ничего не нужно, сир, но есть у меня жених, Вильгельмом величают, служит у вас конюхом. Давно уже мечтает жених мой поднакопить деньжат и купить лесопилку.
— Вот те и раз… то есть, что за нелепейшая блажь, дитя. Отчего лесопилку? А не сыроварню или винодельню, где мог бы твой Вильгельм варить отменную бражку?
— А он хочет лесопилку, сир, все твердит об этом, надоел уже.
Вернувшись в свое поместье, Франц вызвал к себе этого Вильгельма, щедрой рукой выдал сумму, необходимую для покупки лесопилки, а, когда, когда с девушки сошли синяки, устроил ей с женихом роскошную свадьбу. И выпроводил счастливых молодоженов восвояси.
Минуло три года, причем именно в эти годы произошли важнейшие в истории человечества события. Пал Черный Триумвират и был коронован Императором Правитель Священной Ортодоксии Константин. А на Салеме Франц Максимилиан вершил безжалостную расправу над теми из лендлордов, кто не горел желанием помогать своему вождю сломить хребет Ортодоксии, на которую в ближайшее время честолюбивый Франц планировал обрушиться кровопролитной войной.
Однако от внимания столь выдающегося человека не ускользали вещи не только грандиозные, но и самые малые. Вроде той лесопилки. Оказавшись неподалеку во время одного из своих завоевательных походов на земли непокорных лендлордов, правитель решил заглянуть, проверить, что там, да как.
Лесопилку Франц обнаружил в полной целости и сохранности, и славного работящего парня Вильгельма, и его законную жену, и маленькую дочку. Красивая и здоровая светловолосая малышка с глазами цвета янтаря очень походила на мать, но даже при придирчивом осмотре не обнаруживалось в ней ни малейшего сходства со стариной Вильгельмом.
Несмотря на это, девочка держала Вильгельма за руку и называла папой.
— Как твои дела, дитя, — спросил Франц у бывшей служанки.
— Вашими заботами, сир, живем и здравствуем. Правду ли говорят, что скоро будет еще одна война, великая война?
— Да.
— Неужто вы опять заберете всех мужчин? В наших краях и так уже почти мужчин не осталось. Дряхлые старики, да дети малые. Остальные — или в вашей армии, или пали героической смертью от рук супостатов, или безногие, безрукие калеки. Неужто, и Вильгельма моего забреете?
— Забреем, отчего же нет. Сама посмотри, какой молодой, здоровенный лось твой муженек.
— А ежели погибнет? Сжальтесь, одной-то мне несподручно управляться с лесопилкой, да и дочка растет, посмотрите, какая красавица, уж довольно скоро придется мне отгонять от нее ухажеров хворостиной.
Девочка захныкала, напуганная тем, что могучий вождь во главе своей многотысячной армии, не сводит с нее пристального взгляда. Закованный с головы до пят в сплошные бронелаты, Франц Максимилиан куда больше напоминал средневекового крестоносца, чем рыцаря пост-пост-постатомной эры. Правая рука вождя покоилась на эфесе шпаги — занятная дань местным феодальным обычаям. Хотя Франц владел шпагой ничуть не хуже, чем лучевой винтовкой. Острый клинок рассекал слои бронированной ультрастали, как нож режет подтаявшее масло.
— Как зовут тебя, дитя? — спросил вождь слегка сдавленным голосом.
Девочка не ответила, а разрыдалась. Вильгельм подхватил малышку на руки и стал гладить по спинке, нашептывая на ушко что-то ласковое. Было похоже на то, что он очень любит дочь. Совсем, совсем не свою дочь.
— Не слушайте мою жену, сир. Глупая баба, что понимает она, лишь языком молотит, впустую переводит воздух. Зато какую чудную варит бражку, лучшую в округе. Прошу, отведайте.
Домашняя бражка уже однажды довела всемогущего правителя Свободной Торговой Колонии до большой беды, и ему следовало хорошенько поразмыслить на эту тему, но Франц Максимилиан ни о чем размышлять не стал, а беззаботно угостился стаканчиком настоянной на травах ароматной бражки, крепкой, как его кулаки, и прозрачной, будто девичьи слезы.
— А что, сир? Выиграем мы войну с Ортодоксией? — простодушно спросил Вильгельм, когда Франц напился.
— Мы сотрем тех ублюдков в мелкий порошок. А если и проиграем, то падем на поле брани, увенчанные немеркнущей славой. Но падем мы едва ли, ведь ты нам поможешь победить, друг Вильгельм. Ты же нам поможешь, не правда ли?
Вечером, после беседы с простодушным парнем Вильгельмом, великий вождь, доселе отличавшийся завидным здоровьем, вдруг занедужил, да столь серьезно, что был вынужден прервать свой карательный поход и вернуться в фамильное поместье. Семь дней Франц Максимилиан промучился кровавой рвотой, а на восьмой — скоропостижно скончался. Перед смертью могучий правитель, правда, успел возопить сакраментальное:
— Я еще вернусь! Вернусь и вам всем уши надеру!
Через два дня после скоропостижной кончины вождя началась война с Ортодоксией, кровопролитная бойня, унесшая жизни миллионов людей. Однако, странным образом, война обошла стороной лесопилку Вильгельма, и самого хозяина с маленькой семьей. Мало того! Когда война закончилась окончательным разгромом Свободной Торговой Колонии, лесопилка специальным указом за подписью самого Императора Константина Первого была освобождена на веки вечные от уплаты всех податей и налогов.