Кита они ценили и уважали, но страсть как не любили. Особенно председатель совета директоров Мерфи.
Кит их не ценил, не уважал, и страсть как не любил. И особенно председателя директоров Мерфи. Старику пошел уже сто шестой год, но он, кажется, и не помышлял о смерти. Он был бодр, свеж, как майская роза, и отравлял Киту жизнь как только возможно, и невозможно — тоже.
Кит все же к нему обратился и, страдая в предчувствии провала своих благих начинаний, растолковал, что к чему. Мерфи выслушал. Клацнул вставной челюстью. Острые зубы Мерфи были изготовлены из первосортного фарфора, такие же белоснежные и нарядные, как фамильный сервиз.
— Мальчик мой, — произнес Мерфи, — неплохо продумано. Да. Превосходно. Но это дорого, наши фонды не потянут столь значительной нагрузки. К тому же, генераторы непоправимо испортят классический вид нашего старинного величественного здания и нанесут непоправимый ущерб окружающей среде. Вдобавок, ваша навязчивая идея покончить с самоубийствами — простите за безвкусный каламбур — превратилась уже в настоящую навязчивую идею.
— Вы почему-то постоянно забываете, мистер Мерфи, что я здесь не просто управляющий на побегушках у совета директоров, а держатель очень крупного пакета акций. И я ни единым словом не заикнулся о корпоративных фондах. Расходовать средства на благие начинания — ну, это чересчур для вас и ваших прихвостней. Я согласен оплатить свою затею из собственного кармана, о чем я уже имел честь сообщить джентльменам из Правления.
— А вы почему-то постоянно забываете, мой дорогой сэр, что у нас здесь не абсолютная монархия. Мы трудимся в поте лица не исключительно ради того, чтобы блюсти ваши интересы. Да, вы являетесь потомком основателя Корпорации, с честью носите вашу славную фамилию, но мы должны думать и о других наших акционерах, в том числе, и миноритарных. И я совсем не понимаю вашей привычки называть наших уважаемых директоров моими прихвостнями, как, кстати, и членов Правления Делового Центра. Я полагаю, что мы все тут крайне лояльны к вам, не донимаем вас излишним контролем, и всем сердцем и с радостью приветствуем ваши разумные инициативы, каковые, к счастью, преобладают над некоторыми другими вашими инициативами, продиктованными, очевидно, присущим молодости идеализмом.
— Когда я приезжаю на работу и вижу, как очередного бедолагу отдирают от асфальта, меня тошнит, и высокие материи здесь не при чем.
— Ну, это началось далеко не вчера. Поймите же. С давних пор идиоты с психическими расстройствами считают Копилку подходящим местом, чтобы свести здесь счеты с жизнью. Отчего именно Копилка? Почему? Не знаю. Но посмотрите на вещи здраво. Эта особенность Копилки — неотъемлемая часть ее очарования, ее неоспоримой притягательности, ее мифа. Доходного мифа. Вы думаете, что туристы едут сюда толпой лишь оттого, что Копилка такая прекрасная? Верно, именно поэтому. Но еще и потому, что у нашего здания репутация трамплина в вечность. Людей притягивает все трагическое. Замки с привидениями. Пьесы Шекспира. Трамплин в вечность…
— Вы хоть сами понимаете, что несете? — спросил Кит брезгливо.
— А вы понимаете, что поднимаете шум из-за какой-то чепухи?
— Если это такая чепуха, как вы меня уверяете последние годы, — процедил Кит, — объясните мне, почему не факт, но масштабы происходящего столь тщательно скрываются от широкой публики. Почему отчеты по самоубийствам входят в число сверхсекретных документов, доступ к которым имеют исключительно руководители высшего звена Корпорации — после того, как дадут расписку о неразглашении. Такую же расписку вы берете с каждого сотрудника службы безопасности Делового Центра. В большинстве случаев о самоубийствах не рапортуется в соответствующие инстанции, хотя согласно тому же Уставу…
Мерфи уставился на Кита выцветшими голубыми глазами, которые видели воочию еще несчастного и безумного Мэттью Ланкастера.
— Что вы от меня хотите.
— Уже ничего, мистер Мерфи. Мне казалось, что мы полюбовно сможем уладить этот чепуховый вопрос между нами двумя. Увы. Я ошибся. К сожалению, я вынужден настаивать на проведении внеочередного собрания совета директоров по означенному вопросу.
Мерфи побагровел и защелкал челюстями, как заправский вампир. Возможно, он и был настоящим вампиром. Вполне подходящее его необычайному долгожительству, изумительному для столь дряхлой развалины цвету лица и полнейшему отсутствию представления о морали и этике.
— Нет, — отрезал Мерфи.
— Да, — ласково пропел Кит, на всякий случай прикрыв горло ладонью.
— Видимо, вам надоело почивать на лаврах, милорд, и вы возжелали в качестве разнообразия подвернуться публичной порке. Что ж, раз вы настаиваете, мы вам это устроим. Мало не покажется, обещаю.
Кит не сомневался, что устроят. При одной мысли, что ему придется лицезреть во внеочередном порядке их бесформенные, безликие физиономии, у него рот наполнялся горечью. Подавляющее большинство этих людей заседали в совете тогда, когда Кит еще не появился на свет, и подавляющее большинство из этого большинства являлись прямыми потомками людей, которые начинали делать бизнес еще с его героическим предком, лордом Джеком. В целом, совет директоров представлял собой нечто вроде громадного каменного монолита, обладающего чудовищной силы инерцией. Тягать его с места в нужном направлении было превосходной жизненной школой, но необычайно выматывающей и утомительной.
— Скоты, — пробормотал Кит, потянулся за портсигаром, но взгляд его упал на развешанные повсюду по галерее грозные бронзовые таблички с надписями, строго-настрого запрещающими курить. Мысленно чертыхаясь, он начал пробираться к выходу, лавируя между подвыпившими гостями.
Десятью минутами ранее Шарлотта Лэнгдон тоже пробиралась к выходу и, кажется, ей удалось покинуть галерею незамеченной. Забрав из гардеробной пальто, она вышла из галереи и направилась в холл, к лифтам.
Шум и блеск перфоманса остались далеко за спиной, извилистый коридор, ведущий в холл, был залит ярким светом, но выглядел почему-то абсолютно необитаемым, бесконечно длинным и невероятно тихим. Она непроизвольно ускорила шаг. Ей припомнились пугающие слухи о том, что ночами в Копилке творятся странные вещи. Будто из ниоткуда появляются двери, ведущие в никуда, слышатся таинственные шорохи и звуки шагов, а камеры наблюдения фиксируют призрачные белые силуэты, тоскливо бродящие по бесчисленным этажам колоссального здания.
Чепуха. Наверняка эти побасенки сочиняются для того, чтобы привлечь в Копилку как можно больше легковерных провинциальных туристов, а потом Большой Босс, сидя в своем уютном кабинете, зловеще ухмыляясь, подсчитывает барыши.
Она подумала о лорде Ланкастере и слегка вздрогнула. Должно быть, он одним своим присутствием мог обращать людей в соляные столпы. Какой у него тяжелый взгляд. Пока она там стояла со своим подносом, как дурочка, и что-то мямлила, он буквально искромсал ее этим своим взглядом, как хирург скальпелем, содрал живьем кожу и полюбовался кровоточащими внутренностями. Она надеялась, что больше никогда его не увидит.