Ее прекрасное лицо пошло рдяными пятнами.
— Но… я всегда думала, что любовь — это нечто возвышенное, поэтическое! А это… ужасно! Отвратительно! Извращение!
— Вот в чем ваша беда. Вы слишком узколобы, — сказал Кит с нежным укором.
— Вы тоже не выглядите человеком широких взглядов! — сказала она обвиняющим тоном.
— Серьезно? А вы присмотритесь получше, миссис Лэнгдон.
Она присмотрелась получше .
— Все равно — нет!
— Хмм. Возможно, вам стоит проверить зрение? Купить очки?
— Но… вы говорили про Ад!
— Верно, говорил, но это всего лишь фигура речи, словесный оборот.
— Но у вас был такой вид, будто вы верите в то, что говорите!
Кит усмехнулся.
— Я — коммерсант, миссис Лэнгдон. Моя задача — продать вам снег в разгар арктической зимы, да еще заставить переплатить втридорога. Поэтому я скажу все, абсолютно все, что вы захотите услышать.
— Но это… мошенничество!
— Облапошение и закабаление?
— Да!
— Что ж, добро пожаловать в реальный мир.
Бедняжка была деморализована, раздавлена и растеряна. Довольный результатом, Кит взял ее за руку, отвел в ванную и умыл холодной водой, как ребенка.
— Миссис Лэнгдон, иногда вещи просто… случаются. Объясните, почему вы взвалили на себя столь непосильный груз вины и ответственности?
— Я должна была что-то предпринять, а не смотреть, как мой муж собирает вещи и уходит.
— Допустим. Что вы могли сделать?
— Обратиться к консультанту…
Должно быть, она всерьез полагала, что этот консультант — кудесник Мерлин, исцеляющий самые страшные хвори возложением рук.
— Сомневаюсь, что это могло помочь. Да и потом, посмотрите на вещи здраво: неужели вы всерьез собирались провести с этим гнусным типом остаток вашей жизни? Вы явно достойны лучшего. Честное слово, здесь нечего больше обсуждать.
— Я не говорила, что Лэнгдон гнусный. Может быть, он немного запутался…
Кит молча помог ей надеть сапоги и пальто, не забыв предварительно заботливо обмотать вокруг ее лилейной шейки теплый шарфик. Поискал дамские перчатки, но не нашел.
— Где ваши перчатки.
— Не знаю… наверное, оставила где-то…
— Видимо, в этом где-то вы оставили также свои мозги, здравый смысл и чувство собственного достоинства. Ничего страшного. Я куплю вам новые.
— Перчатки?
Кит решил не уточнять, а крепко взял ее за руку и повел к выходу. Миссис Лэнгдон все еще упиралась, хотя уже без особого усердия.
— Вы, — бормотала она, — прямолинейны, как… не знаю, что. Как прямая линия.
— Зато я экономлю нам с вами массу времени, которое мы могли бы провести куда более интересным, полезным и приятным образом, не находите?
— Надеюсь, в других отношениях вы не так… экономны.
— О? Нет.
— Что же вы предлагаете?
— Для начала, как я уже неоднократно упоминал, вкусное жареное мясо и много свежих, хрустящих овощей.
— А потом?
— Точно не знаю, но я вполне уверен, что впереди нас с вами ждет немало поразительных, удивительных, захватывающих вещей. И страшно дорогих.
– Что ?
— Посмотрим, быть может, я смогу быть вам чем-нибудь полезен.
И они начали падать.
Но не быстро, а очень медленно.
* * *
Невзирая на железное здоровье и стальные нервы, несмотря на то, что он действительно любил свою работу, Кит уже давно и долго платил по счетам. Платил за преуспевание. Потому что ничто не дается даром. За все приходится платить.
Терри тоже платила — потому что была его женой и любила его.
Долгие годы она наблюдала, как муж превращается в нечто среднее между лощеной белкой в колесе и отлично смазанным печатным денежным станком с высочайшим коэффициентом производительности. Наблюдала, как он становится скрытным, подозрительным, разочарованным и пресыщенным. Со временем он разучился воспринимать людей, как человеческих существ с чувствами и проблемами. Люди превратились для него в кукол, в марионетки, и он превосходно знал, за какие ниточки надо дернуть, чтобы заставить марионетку безвольно плясать на веревочках. Надавить, подкупить, польстить, запугать — как угодно, лишь бы получить причитающееся.
Терри видела, как он становится все более деспотичным, как огромная власть превращает хорошие качества его характера в скверные. Его юмор все чаще отдавал черным сарказмом. Его уверенность все чаще отдавала категоричностью. Его набожность превращалась в ханжество, уравновешенность — в безразличие. От природы данная ему проницательность с годами перевоплотилась в почти мистическое умение видеть человека насквозь и безжалостно пользоваться его слабостями.
Каждый вечер он возвращался домой, к ней, смертельно и безысходно уставший от всего на свете: от подчиненных, стычек с советом директоров, профсоюзов, Антимонопольного Комитета, юристов, политиканов, чиновников, Очень Важных Бумаг; от необходимости чуть ли ни ежесекундно принимать решения, от которых напрямую зависели судьбы тысяч людей; от необходимости всегда быть компетентным, быть беспристрастным, быть любезным и обходительным и притом ломать людей, как спички; а больше всего от самой насущной необходимости — всегда быть настороже, чтобы не обвели вокруг пальца, не облапошили и не закабалили.
Кит не мог себе позволить расслабиться ни на мгновение. Не мог, не хотел и не умел. У него не бывало отпусков, выходных или праздников. Редкие моменты ничегонеделанья нервировали его, доводя до умопомрачения. Терри никогда не видела, чтобы муж разлегся с газетой на диване, к примеру, разгадывая кроссворд. В редкие свободные минуты Кит чинил сломанные вещи в доме или возился в саду.
Все бы ничего, но к своим увлечениям Кит подходил с фанатичным прилежанием, которое сводило на нет мало-мальски расслабляющий эффект от этих занятий. И, тем не менее, ему требовалось как-то снимать это ужасное напряжение . И, разумеется, он быстро обнаружил, что старая добрая Рюмочка Перед Сном способна творить чудеса. Но только где одна рюмочка, там и две. И так просто открыть бутылку и выпустить на волю всемогущего джинна… но вот затолкать того обратно гораздо трудней.
Его работа… рюмка перед сном… и череда фамильных портретов… и супружеский секс, давно превратившийся для него в формальную обязанность, от которой он, кажется, был бы и рад избавиться, но денег жаль на шлюху, да и нехорошую болезнь можно заполучить, наверное.
— Бедный котеночек, — говорила Виктория, — подумаешь, выпил немножко. Никита, солнышко, он так много работает, зарабатывает нам с тобой денежки на пропитание. Успокойся, Тереза, глупая курица. Пройдись по магазинам, купи что-нибудь.